Он попытался представить одну из этих тонких, легких как тень девушек в своей семейной жизни, которую так тщательно заранее продумал. Ощутил, как часто забилось сердце, и снова стало стыдно.
— Что я за человек? — сказал он вслух.
За спиной продолжал жужжать голос паши, но Джевдет-бей его не слушал: смотрел и смотрел, потея и испытывая отвращение к самому себе и своим влажным рукам. Там, внизу, двигалось, улыбалось существо, появления которого в своей жизни он так долго ждал, о котором столько лет мечтал. Такое далекое, такое неопределенно-непонятное! Раньше это существо жило только в его голове — в мыслях, но не в чувствах: чувства — это штука такая же тяжелая и неповоротливая, как совесть. Чем больше он потел, тем больше пропитывался чувством вины. Смотреть больше не хотелось. Хотелось одного — чтобы затих наконец хриплый голос паши, чтобы перестал он ходить туда-сюда. «У меня брат умирает», — пробормотал Джевдет-бей. Смутный, далекий образ в его голове вдруг приобрел более строгие очертания и стал понятен. «Я все продумал!» Вдруг на ум ему пришла лавка и должник Ашкенази. Он испугался. Кучер внизу открыл двери кареты.
Вдруг в саду началось какое-то движение; послышался скрип колес, заржала лошадь.
— A-а, это Сейфи-паша приехал! — обрадовался Шюкрю-паша. — Вот молодец!
Из подъехавшей кареты проворно выбрался слегка сгорбленный высокий человек с черной бородой, горделиво откинул голову и посмотрел на женщин. Тут произошло нечто такое, чего Джевдет-бей не ожидал увидеть: девушки стали по очереди подходить к паше и целовать ему руку.
— Браво! — сказал Шюкрю-паша. — Видишь, какие они у меня? А вот как раз Ниган.
Джевдет-бея снова бросило в пот. Образ, который только что обрел очертания, снова стал далеким и расплывчатым. Она целовала руку Сейфи-паше. Осознать происходящее Джевдет-бею было нелегко. «Кто он? Чего хочет? Как?» — в страхе шептал он, думая о том, что с этим двигающимся внизу существом, целующим, склонившись, руку паше, он, Джевдет, проведет всю свою жизнь. «Может… может быть…» — пробормотал он, а потом попытался представить это шустрое нечто в своей дальнейшей жизни.
— Сейфи, верный друг! — прочувствованно сказал Шюкрю-паша.
Девушки быстро забрались в карету Джевдет-бей стоял у окна, глядя удаляющейся карете вслед.
В комнату вошел слуга.
— Сейфи-паша изволили нанести визит!
— Знаю, знаю! Зови его сюда! — сказал Шюкрю-паша. Потом обернулся к Джевдет-бею: — Я ему когда-то оказывал покровительство, но он умнее меня оказался. Сумел понравиться его величеству. Он, как и я, был послом, только в Англии. А ты, смотрю, сам не свой. Хе-хе. Очнись! Что, увидел ее, а? Увидел, увидел! Сейфи молодец! И как он понял, что мне сегодня грустно и хочется с кем-нибудь словом перемолвиться?
Дверь открылась, и два паши заключили друг друга на пороге в объятия. Выражение лица у Сейфи-паши было гордое, надменное. «А я кто? Простой торговец, и все тут!» — подумал Джевдет-бей.
— Знаком ли ты с моим будущим зятем? — спросил Шюкрю-паша и представил гостей друг другу.
Сели. Слуга принес кофе. Сейфи-паша искоса поглядывал на Джевдет-бея, тот ежился под этим взглядом и ерзал в кресле, а Шюкрю-паша о чем-то говорил.
— Вы, молодой человек, чем занимаетесь? — ни с того ни с сего вдруг спросил Сейфи-паша.
— Торговлей, господин паша!
— Торговлей. Вот оно как… Торговлей, — протянул Сейфи-паша и снова повернулся к хозяину дома, всем своим видом показывая, что внимательно слушает.
Шюкрю-паша между тем всячески расхваливал своего гостя и говорил о том, что истинных друзей становится все меньше и поговорить по душам уже почитай что и не с кем. Закончил он свою речь словами о том, что к будущему зятю теперь тоже испытывает самые дружеские чувства, но голос его звучал неискренне, а на лице было какое-то извиняющееся выражение.
Тут Сейфи-паша вдруг снова взглянул на Джевдет-бея и спросил по-французски:
— Quels livres lisez-vous, mon enfant?
[25]
Сначала Джевдет-бея охватила паника, но он тут же собрался с духом и заговорил, запинаясь:
— Monsieur, je lis Balsac, Musset, Paul Bourget et…
[26]
Сейфи-паша прервал его на полуслове:
— Это, сынок, хорошо, что ты хотя бы так знаешь французский. Главное — говорить, и дело пойдет на лад, — и, опять повернувшись к хозяину дома, завел разговор о последних политических слухах.
Джевдет-бей смотрел на сгорбившегося Сейфи-пашу, на то, как движется в такт речи его борода, на Шюкрю-пашу, с наслаждением слушающего гостя, и думал о том, что Ниган — дочь одного из них, а другому только что целовала руку. От этих мыслей ему было не по себе. «Не так все должно было случиться. В этом есть что-то гнусное. Я не такой, я лучше!» — сказал он себе. Потом вспомнил, как Ниган садилась в карету, и вдруг с каким-то радостным, победным чувством понял, что она — ему под стать, а не им. «Да, я лучше, чем они. Лучше и чище!» И сразу все в этой заставленной вещами, пугающе-непонятной и непостижимой комнате показалось ему смешным и прогнившим. И так стало ему весело и хорошо, что он испугался, как бы не загрязнить, не испортить это чувство. «Вот прямо сейчас встану и уйду, немедленно!» — пробормотал он, но тут слуга принес чай.
— Что ж ты лепешек не принес? — спросил Шюкрю-паша слугу и, похлопав гостя по колену, сказал: — Как ты интересно рассказываешь!
Сейфи-паша нахмурился. Потом, обернувшись к Джевдет-бею, спросил:
— Где живете, молодой человек?
— Будем жить в Нишанташи.
— Нет, сейчас-то где живете? — ворчливо переспросил паша.
— В Вефа, — сказал Джевдет-бей и обрадовался, что его не захлестнуло раздражение, как он боялся. «Мы с Ниган будем жить в Нишанташи в том доме!» — подумал он. Ему хотелось как можно быстрее покончить с чаем и уйти из этого особняка.
За чаем Сейфи-паша завел разговор о слухах вокруг покушения на султана. Его величество изволил сделать выговор министру полиции за то, что агенты сработали недостаточно внимательно. Садразам Ферит-паша сказал сегодня одному знакомому Сейфи-паши, что в деле найдена зацепка: удалось обнаружить регистрационный номер кареты, в которую была положена бомба. Затем паша стал рассказывать, кто во время покушения проявил храбрость, а кто перепугался. Разговор об этих последних особенно развеселил обоих пашей. Затем речь зашла о попавшем в трудное положение Фехим-паше и его любовнице Маргарет. Тут Шюкрю-паше показалось, что такую приятную беседу неплохо было бы увенчать рюмочкой коньяку. Слуга принес бутылку и пузатые коньячные рюмки. Паши завели разговор о том, какую смелость проявил султан, о том, как повезло шейх-уль-исламу Джемалеттину-эфенди и как, наоборот, не повезло двадцати шести погибшим. Кто и как именно испугался во время взрыва — эта тема доставляла пашам особенное удовольствие. Потом Сейфи-паша стал рассказывать об одном случае, имевшем место в бытность его послом в Англии.
