— Обиделся? — спросил Ахмет. — Ты уж извини, у меня сегодня что-то голова плохо соображает.
Хасан отвернулся от окна.
— С тобой, брат, и двух слов не скажешь: сразу начинаешь шутить, язвить, иронизировать, нападать!
— Извини! — повторил Ахмет и подумал: «Переворот разрешит все вопросы! Если уж суждено ему произойти, то поскорее бы!»
— Я тебя, впрочем, понимаю, — сказал Хасан. — Ты злишься, нервничаешь… — Он замолчал, потому что в дверь позвонили.
«Это Илькнур! — подумал Ахмет. — Как неудачно!» Ему вовсе не хотелось, чтобы Хасан ее увидел. Открывая, он встал прямо посередине дверного проема.
— Это снова я! — произнес мелодичный голос. За дверью стояла Мелек. — Пришла тетя Айше, мы заболтались внизу с ней и с Мине. Я сейчас убегаю домой, у нас будут гости. Хотела тебе кое-что сказать. — Заметив, что Ахмет стоит так, чтобы загораживать проход, и придерживает рукой дверь, сестра, должно быть, поняла, что в комнате кто-то есть, и, снова пробормотав, что хочет кое-что сказать, неуловимым движением миновала Ахмета и очутилась в квартире. Увидев Хасана, удивленно остановилась.
«Наверняка она думала, что у меня сидит Илькнур!» — подумал Ахмет.
— А, Хасан-бей! Здравствуйте! — сказала Мелек. — Я вас сначала не узнала.
Хасан встал, поскрипывая своими огромными ботинками.
— Здравствуйте!
Они пожали друг другу руки. Ахмету эта ситуация представлялась забавной: оба чувствовали себя не в своей тарелке и все-таки внимательно разглядывали друг друга. «Посмотрим, у кого нервы крепче!» — подумал он, и Хасан тут же отвел глаза. Ахмет огорчился за него и за себя тоже, а сестра тем временем уже вернулась к двери.
— Я хотела тебя спросить, когда ты сможешь сходить с нами в ресторан.
Ахмет обрадовался, что сестра сказала это вполголоса, но потом сам вдруг чуть ли не закричал:
— Да-да, обязательно нужно будет сходить в ресторан! В среду вечером устроит? Я к вам зайду.
— Устроит, — сказала Мелек немного растерянно. Громкий голос брата, кажется, ее испугал. Не поцеловав его на прощание, она в мгновение ока исчезла.
Ахмет закрыл дверь и вернулся в комнату.
— Это твоя старшая сестра? — спросил Хасан.
— Да, Хасан-бей! — ответил Ахмет, подражая голосу Мелек. — Что, не узнали сначала?
— Она изменилась, стала такой…
— Какой, какой? — спросил Ахмет и заметил, что Хасан посерьезнел. — Но ты, конечно, не скажешь… Хотя и учился в Галатасарае.
Хасан рассмеялся:
— Хватит уже поминать этот лицей! — Поднялся на ноги. — Я ухожу. В целом мы с тобой более-менее договорились, так? Мы, собственно, еще только начинаем. Однако если вокруг журнала начнется объединение левых сил — а это обязательно случится, — Турцию ждут перемены.
Ахмет кивнул и снова подумал о перевороте. «Надо ему сказать!»
— Я думаю, ты и сам понимаешь почему: существует большая группа людей, не согласных с линиями обеих партий. Мы станем тем центром, вокруг которого они могли бы объединиться. Хороший журнал подходит для этого как нельзя лучше. Как писал Ленин в своей статье «Что делать?»…
«Да, что делать, что делать?» — хотелось сказать Ахмету вслух, но он сдержался, не желая раздражать Хасана.
— Мы еще, конечно, в самом начале пути. Результатом нашей работы, по Ленину, должно стать создание партии. До этого еще далеко… Но я решил, что тебе нужно узнать об этом уже сейчас, а не тогда, когда все будет доведено до конца.
— Из моих знакомых среди вас еще кто-нибудь есть?
Хасан принял серьезный и настороженный вид:
— Зачем спрашиваешь? — Потом, конечно же, прибавил: — Ты уж извини. К тому же, брат, я ведь не из руководства, всех подробностей не знаю.
Ахмет обиделся, но постарался не подать вида:
— Метин есть? Я не из любопытства спросил, так, вспомнилось кое-что. Он однажды написал статью, в которой все время твердит: «Эти судари, эти судари»… Если увидишь его, передай, что «господа» звучало бы более эффектно.
— Если увижу… — проговорил Хасан все с тем же серьезным видом. Подом, глядя в сторону, прибавил: — Не знаю, стоит ли упоминать, что о нашем разговоре не нужно никому рассказывать?
Ахмет разозлился. Захотелось ответить грубо, однако затем он вдруг ощутил угрызения совести и произнес:
— Да я, собственно, ни с кем и не вижусь…
— Это, между прочим, очень плохо, — сказал Хасан, направляясь к двери. — Нельзя все время сидеть в четырех стенах. Кстати, если журнал будет успешным, тебе придется часто общаться с людьми, так что начинай привыкать! Помнишь, что сказал Назым Хикмет?
Ахмет не мог придумать, что ответить, и только смерил Хасана гневным взглядом.
— Назым сказал: «Если ищешь — ищи на улице, в комнате не найдешь».
— Это не комната, а мастерская, — сказал Ахмет, но этого показалось ему недостаточно. Нервным движением засунув руки в карманы, он проговорил: — Скоро будет переворот! Это стало мне известно из очень надежных источников.
— Из Службы национальной безопасности, что ли? — улыбнулся Хасан. — Шучу, шучу! Откуда?
Ахмет чуть было не сказал, что от папиного кузена, но подумал, что это прозвучит смешно.
— От одного дальнего родственника. Он полковник в отставке. Своеобразный человек. — Почему-то вдруг растрогавшись, Ахмет прибавил: — Передай своим ребятам!
— Мы как раз собирались начать неделю против фашизма, — сказал Хасан и улыбнулся: — Переворот, надеюсь, левый?
— Конечно. Вроде того, который Торрес устроил в Боливии. Ты читал сегодня газеты?
Хасан покачал головой. Они смотрели друг на друга и улыбались. Хасан тоже засунул руки в карманы. Ахмет вдруг почувствовал к нему огромную симпатию, и ему стало грустно.
— Давай, что ли, в кино сходим, развеешься немного, — предложил Хасан.
— Не могу. Времени нет! — сказал Ахмет, думая об Илькнур. «Почему она до сих пор не пришла?»
— Ну и домосед же ты! Я тебе вот что скажу: ты, наверное, гордишься тем, что не женился и не живешь упорядоченной семейной жизнью, но интересам пролетариата это ни в коей мере не служит!
— Знаю! — сказал Ахмет, но сразу поправился: — В самом деле? А картины?
— Я в живописи не разбираюсь.
— Отлично!
Хасан открыл дверь и остановился на пороге.
— Побегу скорее из этого Нишанташи, чтобы грязь не пристала!
— Что ты думаешь по поводу переворота? — спросил Ахмет. Потом нерешительно, словно пытаясь убедить самого себя, проговорил: — Ничего особенного ведь не случится, правда? Это же Турция! Пошумят недельку, потом жизнь вернется в свое русло и всё будет как раньше. Так?
