— Нужно выучить! — строго сказал Мухиттин. — Нельзя быть такими ленивыми. В Турции молодой поэт обязан знать хотя бы один иностранный язык!
Снова наступило молчание. Курсанты обдумывали слова Мухиттина.
— Я иногда урываю немного времени по вечерам, прежде чем идти спать, но этого недостаточно! — сказал Тургай. Он был живее и симпатичнее своего приятеля Барбароса, но умом не отличался. На нем была рубашка из тонкой ткани. По вечерам, прежде чем вернуться в свою казарму, они переодевались из своей выходной одежды в военную форму.
Мухиттин ничего не сказал в ответ, молчанием наказывая курсантов за лень и нерешительность в изучении иностранных языков.
— К тому же и проверять нас некому. Если мы просим кого-нибудь, они только отмахиваются.
Мухиттин снова промолчал. Взгляд его говорил: «Каждый отвечает сам за себя. Сожалею!»
— Мухиттин-бей, а вы читали стихи Джахита Сыткы в журнале «Варлык»?
— Нет.
— Я хотел спросить, понравились ли они вам. — Сказав это, курсант замолчал, а потом нерешительно прибавил: — О вашей книге ничего не пишут.
Мухиттин поскучнел. Его сборник вышел месяц назад, но никаких откликов в прессе не последовало. «Хоть бы что-нибудь написали, все равно что!»
— Еще не успели. Мою книгу переварить непросто!
«О, как сказал!» Выражение на лице у Мухиттина было высокомерное, но он вдруг сам на себя рассердился: «Строю из себя невесть что перед этими мальчишками!» Он бы рассердился на себя еще больше, но тут кое о чем вспомнил:
— К нам вскоре присоединится один мой знакомый.
Он имел в виду Рефика. Рефик позвонил ему на работу и заявил, что хочет поговорить. Голос в телефонной трубке показался Мухиттину дрожащим, неуверенным и подавленным. Это было, по меньшей мере, непривычно.
— Он поэт или писатель?
— Что? А, нет-нет, он инженер! Литераторы в здешние мейхане не очень-то заглядывают. Если вы хотите увидеть кого-нибудь из них, вам нужно ехать в Бейоглу. А мой друг — инженер. Мы с ним вместе учились. Он, правда, тоже редко здесь бывает. Он у нас из Нишанташи! — И Мухиттин усмехнулся. Потом увидел, что курсанты тоже начали улыбаться, и почувствовал раздражение. Они, во-первых, сами не знали, над чем смеются, а во-вторых, получалось так, что смеются они над Рефиком. Кем бы он ни был, над друзьями Мухиттина этим юношам смеяться не следовало. Это была его привилегия.
— Над чем, интересно, смеемся? — спросил он, нахмурившись. Потом решил, что зря он с ними так сурово, и продолжил: — Да, он в Бешикташе не бывает. Живет в Нишанташи. Ему сюда идти — вниз спускаться,
[75]
сами понимаете. Кстати, Бешикташ теперь во всех значениях оказался внизу Раньше наши господа жили во дворце, а теперь — в Нишанташи!
Сказал и усмехнулся: «Прямо-таки афоризмами изъясняюсь! Как бы эту мысль еще лучше выразить? Например, так: когда господа перебрались из дворцов в Нишанташи, возникла республика. Нет, это не очень хорошо звучит. Как бы по-другому сказать?» Вдруг он с сомнением посмотрел на курсантов:
— Вот вы улыбаетесь, а поняли ли, что я сказал?
— Раньше был султан, а теперь вместо него торговцы, — сказал Барбарос. — Но в этом Бешикташе все равно ничего не меняется.
— Фу, глупость сморозил! — бросил Мухиттин. — Прямо фраза из школьного учебника. — Он заметил, что Барбарос огорченно насупился, но ему было все равно. Отхлебнул вина из бокала и стал обдумывать свой афоризм: «Из дворца в Нишанташи… А, вот и он!»
Рефик стоял у входа и озирался. Мухиттин некоторое время сидел, не окликая друга, и рассматривал его лицо. На лице этом застыло какое-то неопределенное выражение, в котором проглядывало и отвращение, и нерешительность, и тоска. Должно быть, он злился на себя за то, что вынужден был прийти в это пошлое мейхане.
«Хорошо, что я договорился встретиться с ним именно здесь, — подумал Мухиттин. — Посмотрим, как он запоет в моей помойной яме. Его гостиные у меня уже в печенках сидят». Подождав еще немного, он помахал Рефику рукой. Тот подошел к столику, и Мухиттин увидел лицо друга вблизи. «Действительно, что-то с ним не так! — удивленно подумал он и начал раскаиваться, что зазвал Рефика в такое место. — Что же случилось?»
Мухиттин подвинул Рефику стул, познакомил его с курсантами и спросил, что он будет пить, при этом продолжая внимательно изучать его лицо. «Да, у него явно какой-то камень на душе!»
Некоторое время говорили о всяких пустяках. Когда принесли вино, Рефик напомнил:
— Ты, помнится, хотел подарить мне свой сборник.
Вчера они говорили об этом по телефону. Мухиттин достал книгу. На обложке было написано: «Нежданный дождь». «Надо сделать дарственную надпись, — подумал он. — Они смотрят на меня и гадают, что же я такое напишу. Уф, целая церемония!» Потом ему вспомнился один недавний случай.
— В издательство, которое опубликовало мой сборник, зашел один пожилой чиновник, издававший книгу на собственные средства. Всем, кому случилось оказаться поблизости, он раздавал свои книги и надписывал их. Спросил, чем я занимаюсь, и, узнав, что я поэт, торжественно надписал: «Моему дорогому другу, поэту Мухиттину, чьи стихи доставили мне немалое удовольствие». — Он засмеялся, но, увидев, что Рефик по-прежнему невесел, замолчал. «Какой он сегодня грустный. Надо развеселить!» — подумал Мухиттин и сделал в книге такую надпись: «Моему дорогому другу, молодому коммерсанту Рефику, наблюдение за жизнью коего доставляет мне немалое удовольствие». Написав это, сразу же решил, что шутка получилась плоской, но делать было нечего, и он вручил книгу Рефику.
Рефик осмотрел подарок, изучил обложку, сказал пару слов о качестве шрифта и бумаги, потом взглянул на дарственную надпись и изменился в лице.
— Ох, брат! Моя жизнь… Моя жизнь пошла под откос…
— Что ты такое говоришь?!
Мухиттин был поражен и растерян. Он готовился к чему-то в таком роде, но это уж было чересчур. Некоторое время он сидел молча, прислушиваясь к шуму голосов и избегая смотреть на Рефика. «Брат, моя жизнь пошла под откос! Брат…» Вчера в телефонном разговоре Рефик тоже назвал его братом. Сколько лет он не слышал от него этого слова… «Как я разволновался! Что же с тобой случилось, брат? Ты ведь был счастливым! Не то что я… Что же случилось? Ладно, поговорим, выясним. Но не перед этими же юнцами…»
— Кстати, как твоя маленькая дочурка? — спросил он, чтобы прервать затянувшуюся паузу.
— Хорошо. Так быстро растет!
— Это здорово. Знаешь, что я решил? Я не буду жениться, подожду, пока она вырастет.
— Не женись! — сказал Рефик. — Не женись, очень правильное решение. — Он уже почти допил свой бокал.
— Нет-нет, я женюсь на твоей дочери. Она наверняка вырастет красавицей. Я в этом не сомневаюсь! — Тут Мухиттин осекся. «Чуть было не сказал, что нахожу Перихан очень красивой женщиной!»
