Энди впервые видел, как плетется кружево. Впрочем, ему — сыну очень богатого человека — доселе не приходилось находиться рядом с работающими людьми.
— Это называется punto a groppo, — пояснила Нелл.
— Костяное кружево, — перевела Дженни.
Плели его так. Сначала на кусок пергамента наносился геометрический узор. В нем прокалывались отверстия, определяющие расположение булавок. При плетении кружева они удерживали нити в нужном положении. Кусок пергамента с узором укладывался на подушку, и нити закреплялись булавками. Другой конец нити был намотан на коклюшки — кусочки кости, которые и дали название кружеву. Нити перекручивались, переплетались, оплетали булавки, образуя ряды рельефных узелков, соединенных тончайшими полосками. Готовое кружево представляло собой изящные воздушные изделия, чрезвычайно популярные среди модниц и модников.
Но каким бы удивительным ни было готовое кружево, куда больше восхищали Энди тонкие руки мастериц. Гибкие пальцы Нелл так и летали над булавками. Ее руки напоминали слаженную пару, которая танцует под неслышную музыку.
— Мастер Энди, неучтиво так пристально смотреть на других, — заметила Нелл, пряча улыбку.
— Простите, — смущенно пробормотал Энди, — я загляделся на вашу работу.
— Вы что, никогда не видели, как люди работают?
От Энди не ускользнул оттенок порицания в ее голосе.
— Нелл! Мастер Энди наш гость, — вступилась за него Дженни. — Не стоит разговаривать с ним так сурово!
— Возможно, ты права, — ничуть не смутившись, парировала Нелл. — Просто я не привыкла к тому, чтобы здоровый молодой мужчина целый день сидел сложа руки.
— Нелл! — с упреком воскликнула Дженни и, попытавшись сгладить неловкость, мягко сказала: — Мастер Энди, я очень рада, что вы сидите вместе с нами, даже если Нелл это не по душе.
Не поднимаясь с кресла, Энди расправил плечи и сложил руки на груди.
— Я был бы рад помочь вам, если это, конечно, не противозаконно.
Однако его острота осталась без внимания.
— Ну что ж, вы действительно могли бы помочь нам скоротать время, мастер Энди.
— Я с удовольствием сделаю все, что вы прикажете.
— Вы хорошо читаете вслух? — спросила Нелл.
— Думаю, да.
— Может быть, вы почитаете нам, пока мы работаем?
— Конечно, — ответил Энди, — что бы вам хотелось послушать?
— Почитайте нам Библию, — попросила Нелл.
Энди не упустил случая угостить Нелл порцией свойственного ей сарказма.
— У вас отличный вкус! — воскликнул он. — Если не возражаете, я почитаю вам Библию короля Якова.
— Не думаю, что папе это понравится, — вздохнув, сказала Дженни.
Возможно, в глубине души Нелл была согласна с сестрой, однако она и бровью не повела. Она спокойно перекрутила нитку и ровным голосом произнесла:
— Пожалуйста, будьте так любезны.
— Нелл! — Дженни уронила свою работу на колени и изумленно взглянула на сестру.
— Но раз уж издание выбрали вы, выбор главы за мной.
Энди достал из сумки Библию.
— Полагаю, это будет справедливо.
Нелл дождалась, пока юноша вернется на свое место.
— Итак, что вы хотите послушать? — спросил Энди, опускаясь в кресло.
— Песнь песней, глава четвертая.
Энди открыл оглавление. Начав с Бытия, он медленно двигался сверху вниз.
— Итак… Песнь песней… Песнь песней… — он не заметил, что на щеках Дженни выступил густой румянец.
Нелл смотрела на него с удивлением.
— И часто вы читаете Библию, мастер Морган?
— Постоянно, — ответил Энди, не поднимая глаз.
— Эта книга после…
— Нашел! — Энди открыл нужную страницу. — Глава четвертая, стих первый. Вот она. — Молодой человек поудобнее устроился в кресле и начал читать.
— «О, ты прекрасна, возлюбленная моя…» — Энди недоуменно запнулся.
Дженни, не сдержавшись, хихикнула. Нелл невозмутимо сказала:
— Прошу вас, продолжайте. У вас отлично получается.
Энди понял, что он попал впросак, но решил не отступать.
Посмотрим, чья возьмет. И юноша громко прочитал:
— «…глаза твои голубиные…»
— Мастер Морган?
Энди оторвал глаза от книги, возмущенный тем, что его все время прерывают.
— Вы не могли бы начать с начала? И простите, пожалуйста, мою младшую сестру — глупышка все время хихикает.
Дженни немного успокоилась.
Энди прокашлялся и начал сначала, еще громче:
— «О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! глаза твои голубиные под кудрями твоими; волосы твои — как стадо коз, сходящих с горы Галаадской; зубы твои — как стадо выстриженных овец, выходящих из купальни, из которых у каждой пара ягнят, и бесплодной нет между ними; как лента алая губы твои…»
Энди начал уставать. Дженни безудержно хихикала, да и Нелл с трудом сдерживалась.
— «…уста твои любезны; как половинки гранатового яблока — ланиты твои под кудрями твоими; шея твоя — как столп Давидов, сооруженный для оружий, тысяча щитов висит на нем — все щиты сильных; два сосца твои…»
Энди покраснел. Он использовал Библию, составляя послания епископу, но никогда не читал ее. И разумеется, он никогда не слышал, чтобы священник в Винчестере оглашал что-нибудь подобное во время службы.
— Прошу вас, не останавливайтесь, — засмеялась Нелл, — вы так хорошо читаете.
Энди скрипнул зубами.
— «…два сосца твои — как двойни молодой серны, пасущиеся между лилиями».
При этих словах обе девушки отошли к окну. Дженни прижала к лицу подушку, пытаясь заглушить смех, ее плечи вздрагивали. Нелл тоже больше не могла совладать с собой. По ее щекам текли слезы.
Энди закрыл книгу.
— Думаю, на сегодня хватит читать Библию, — сказал он. — Пожалуй, я немного прогуляюсь.
После того как Энди закрыл за собой дверь, он услышал взрывы хохота.
Глава 12
День ярмарки выдался холодным и пасмурным. Небо плотно затянуло тяжелыми серыми тучами. Казалось, вот-вот хлынет дождь. Такая погода испортила бы настроение жителям городка когда угодно, но только не сегодня. Ожидалась ярмарка, и обитатели Эденфорда, трудившиеся, как пчелы, с ночи до утра, не могли позволить погоде испортить им праздник и лишить развлечений. Кроме обычных увеселений в этот день должен был состояться суд над Энди Морганом.
Суд назначили на первую половину дня: главный констебль Хоффман не любил вставать спозаранок. Утром он должен был позавтракать, а его завтрак порой затягивался до обеда. Жители Эденфорда считали это нормальным. Куда спешить? Если обвиняемый до сих пор не сбежал, значит, он никуда не денется и к тому моменту, когда Хоффман насытится.
