Собравшиеся покидали дом Сайреса Фермана по одному. Энди ушел предпоследним, перед Дэвидом Купером.
— Я глубоко раскаиваюсь в том, что в гибели Кристофера Мэтьюза есть и моя вина, — сказал Энди сапожнику. — Я знаю, как сильно он любил вас. Надеюсь, когда-нибудь вы сможете простить меня.
Могучей волосатой рукой сапожник дружески похлопал Энди по спине.
— И еще кое-что. Я не хотел говорить это при всех… У викария была еще одна просьба.
— Какая же?
— Он просил меня позаботиться о Нелл и Дженни.
Купер обнял Энди за плечи.
— Об этом можешь не беспокоиться, сынок, — сказал он. — Их уже нет в городе. Я отправил их подальше от Эденфорда.
— Куда?
Сапожник покачал головой.
— Это уже не твоя забота, сынок. Не волнуйся, они в надежном месте.
— Что это?
Главный констебль сидел за столом, держа в руке измятый клочок бумаги. На нем были написаны ряды цифр. Перед ним стоял Элиот Веннер.
— Тупоголовый сын сапожника пытался спрятать от меня этот листок. Когда я вошел в мастерскую, он расшифровывал эту записку.
Главный констебль сложил руки на животе. В желудке у него урчало. До ленча было еще часа два. Так долго ему не выдержать.
На листке было написано следующее: (20/16/13/17/24/23). (21/4/18/33/29/9), (28/9/17) (20/16/4/18/13/21/19/6/4/16/19/22/33).
(18/4/28/4/16/19) (4/20/21/9/16/36). (20/19/8/21/19/5/18/19/22/23/ 13) (20/19/12/8/18/9/9).
В правом верхнем углу стояла цифра «3», обведенная кружком, а под первой цифрой послания — буква «п».
— Это почерк Джеймса. — Элиот наклонился и ткнул пальцем в цифру «3» в кружке и букву «п». — Могу добавить и кое-что еще. Здесь не обошлось без Энди Моргана.
— Энди Морган? Да он просто спятил, если решил появиться здесь!
Элиот пожал плечами.
— Я видел этот шифр. Он использовал его при переписке с епископом.
— Значит, ты сможешь расшифровать письмо.
Элиот покачал головой.
— Нет. Этот шифр знают только епископ и Энди.
Главный констебль задумчиво потер тройной подбородок. Похоже, утро обещало быть интересным, и время до ленча пролетит незаметно.
— Цифрами обозначены буквы, — сказал он. — Номер двадцать — это буква «п», — он выпрямился и закричал: — Все понятно! Один — это «а», два — «б» и так далее.
Загибая пухлые пальцы, он дошел до буквы «п» и снова склонился над письмом.
— Не получается, — удивился он. — «П» — семнадцатая буква, а не двадцатая.
— Я же говорю, что Джеймс Купер — болван, — подтвердил Элиот. — Наверно, он что-нибудь перепутал.
Эта мысль показалась главному констеблю разумной. Загибая пальцы, он начал переводить послание.
— Что получилось? — спросил Элиот, когда главный констебль расшифровал первое слово.
— Т-О-Л-П-Ц-Х, — прочел тот и откинулся на спинку стула. — Интересно, что означает эта тройка в углу?
— Возможно, кодовый номер Джеймса, — предположил Элиот. — Энди — это номер один, кто-нибудь еще — номер два, а Джеймс — номер три…
— Нет. Не забывай, что тройка написана рукой Джеймса.
— Разгадка должна быть очень простой. Умом Джеймс не блещет.
— То-то и оно! — главный констебль поднял глаза. — Он написал эту цифру, потому что он олух! Это ключ к шифру!
Элиот не понял.
— В этом письме двадцать — это «п», так?
Элиот кивнул.
— Но в алфавите буква «п» — семнадцатая.
Элиот кивнул опять.
— Еще не понял? — Главный констебль наслаждался тем, что он разгадал тайну быстрее Элиота. Впрочем, по его мнению, это было неудивительно. Больше всего Хоффмана раздражало то, что он вынужден якшаться с теми, кто глупее его и хуже образован.
— Все очень просто, — сказал он. — Сколько получится, если от двадцати отнять семнадцать?
— Три.
— Вот именно! — Главный констебль ткнул пухлым пальцем в цифру три в верхнем углу.
Элиот поднял брови. Он понял, в чем дело.
Главный констебль снова расшифровал первое слово, на этот раз предварительно вычитая из каждого числа три. Покончив с первым словом, он победоносно улыбнулся. Расшифровав письмо до конца, он прочел его вслух:
— «Плимут. Раньше, чем планировалось. Начало апреля. Подробности позднее».
— Они собираются бежать!
— Пока я — главный констебль, у них ничего не выйдет. Вызови ко мне начальника городской стражи. К апрелю солдат здесь будет больше, чем горожан.
Глава 22
Пятница, 19 марта 1630 года. Десять часов вечера. Две повозки медленно двигались по дороге между домами Главной улицы и кукурузным полем. Лошадь, запряженную в первую повозку, вел в поводу Энди Морган; еще одну вел под уздцы Джеймс Купер. Груз в обеих повозках был прикрыт большими полотнищами парусины. Из-под парусины в повозке Энди Моргана высовывалась безволосая голова маленького Томаса Купера; лицо ребенка было покрыто шрамами. Его отец, Дэвид Купер, сидел в повозке Джеймса. Энди и Джеймс следили, чтобы норовистые лошади шли спокойно. Раньше времени шуметь не стоило.
Энди похлопал себя по боковым карманам. Они были полны камней. Пока все шло по плану. Главный констебль и Элиот, прочитав шифрованное послание, заглотили наживку. Они не сомневались, что до апреля в городе ничего не случится. Обстановка, сложившаяся в Эденфорде, позволяла надеяться на успешный побег: во-первых, Хоффман решил не увеличивать количество стражников до апреля, во-вторых, пуритане собирались сняться с места внезапно, в-третьих, никто не знал, в какой порт они отправятся. Главный констебль и Элиот думали, что попытка к бегству будет предпринята в апреле в Плимуте, а беглецы тронулись в путь в марте и направились в Саутгемптон.
Миновав последний дом, повозка Энди выехала на открытое пространство. Здесь дорога пересекала Рыночную улицу. Перед ними была центральная магистраль Эденфорда — слева городской сквер и здание церкви, справа — южный мост, по которому выезжали из города. Энди бросил прощальный взгляд на Эденфорд, с которым было связано столько воспоминаний, и повернул к южному мосту. Повозка Джеймса на небольшом расстоянии следовала сзади.
Лошадь Энди негромко заржала. Он не стал успокаивать ее. Они медленно подъезжали к мосту. Вот они уже почти у реки. «Так не пойдет! Мы тайком бежим из города, и нас никто не заметил!»
Именно в эту минуту Элиот, спотыкаясь, вышел из дома на другом конце Рыночной улицы, держа в руке бутылку. Он сердито крикнул что-то оставшимся внутри и хлопнул дверью. «Вечер пятницы. Петушиные бои. Как раз вовремя, Элиот».
