Присцилла расправила складки на юбке. Она старалась не придавать значения отсутствию подруг. Девора тоже была одна. Пытаясь успокоить свою уязвленную гордость, Присцилла говорила себе, что так даже лучше. Ей не нужны помощники.
— Мы собрались здесь перед лицом Господа и наших прихожан, чтобы обсудить очень серьезную проблему, — голос Хораса Расселла звучал торжественно и громко. — В соответствии с ныне действующим законом вопрос, который нам предстоит решать, является дисциплинарным. Это означает, что мы можем проводить данное разбирательство в стенах нашей церкви. Если мы выясним, что своими действиями Присцилла Морган нанесла ущерб не только нашей общине, дело будет передано в гражданский суд. В этом случае последнее слово останется за мистером Александром, прихожанином нашей церкви и одним из городских судей.
И пастор кивком головы указал на судью Александра, маленького, невзрачного человечка в очках.
Судья сдвинул очки на кончик носа и сурово глянул на Присциллу. Его плешивая голова, лицо и руки были обильно покрыты пигментными пятнами, обычными для старческой кожи. Девушка ответила ему пристальным холодным взглядом. От ее внимания не ускользнуло, что мистеру Александру стало не по себе. Присцилла мысленно улыбнулась. Если они надеются, что она струсит и начнет смиренно каяться, их ждет разочарование.
Пастор поочередно представил собравшимся не только сидящих за столом руководителей общины, но и дьяконов. Затем он обратился к Присцилле.
— Обвиняемая, встаньте.
Все голоса разом смолкли. Стало так тихо, что прихожане услышали, как шуршит юбка Присциллы.
— Присцилла Морган, вы обвиняетесь в распространении еретических взглядов, проведении тайных собраний и оскорблении руководства церкви. Признаете ли вы свою вину?
— Бог свидетель, — сказала Присцилла, — я не сделала ничего, что противоречит Его слову.
— Я бы все-таки попросил вас ответить на мой вопрос, — сказал пастор.
— Я только что сделала это.
Хорас Расселл посмотрел на нее неодобрительно и возмущенно втянул носом воздух.
— Упрямство дурно характеризует девушку, не говоря уже о том, что оно противно христианству. Это усугубляет ваше положение, Присцилла.
— Прошу прощения, ваше преподобие, если я показалась вам упрямой. Просто я хотела сказать, что я не совершила ничего противного Богу. А так как руководство церкви опирается на Слово Божье, вы можете сделать единственно возможный вывод: я не повинна ни в чем таком, что могло бы послужить основанием для моего осуждения.
— Выводы мы в состоянии делать сами, мисс, — рявкнул судья.
— Поскольку вы не смогли ответить на мой вопрос, — не отступал Хорас Расселл, — вернусь к выдвинутым обвинениям. Итак, распространяли ли вы еретические взгляды?
— Нет.
— Проводили ли вы тайные собрания?
— Нет.
— Оскорбляли ли вы руководство нашей церкви?
— Нет.
Пастор тонко улыбнулся.
— Благодарю вас, мисс Морган.
— Я рада, что вы все-таки меня поняли.
— Какая дерзость! — возопил мистер Александр и возмущенно стукнул кулаком по столу. По залу прокатился шепоток: публика была согласна с судьей. — Если вы не будете проявлять к представителю духовенства должного уважения, я засажу вас в тюрьму!
Присцилла осеклась. Она понимала, что зашла слишком далеко. Если она не сумеет придержать язык, все, что ей дорого, будет поставлено под угрозу.
— Прошу прощения, ваше преподобие.
Не обращая внимания на ее извинения, Хорас Расселл продолжил:
— Расскажите нам про «Дочерей Деворы».
— «Дочери Деворы» — это девушки, которые собираются у меня дома для молитв, изучения Библии и взаимной поддержки.
— Для молитв, изучения Библии и взаимной поддержки, — повторил пастор.
— Да, ваше преподобие.
— Значит, для ваших подруг моих проповедей и еженедельных лекций недостаточно?
— Наши занятия дополняют вашу работу.
— Мисс Морган, это означает, что в моей работе есть недостатки. В дополнении нуждается то, что несовершенно. Считаете ли вы, что наша церковь мало знакомит прихожан с Писанием и не удовлетворяет их духовные потребности?
Прежде чем ответить, Присцилла тщательно обдумала каждое слово. Ей очень хотелось сказать, что уровень духовности общины ясно показывает, что в проповедях и лекциях, которые читаются в стенах церкви, чего-то не хватает, но она понимала, что такое объяснение спровоцирует новую вспышку гнева. Поэтому она сказала:
— Полагаю, что Библия неисчерпаема. Ее можно изучать всю жизнь.
— Понимаю, — сказал пастор. — И кто же проводил эти занятия?
— Я.
— Есть ли у вас соответствующее образование?
Присцилла помедлила с ответом.
— Вы имеете ученую степень Гарвардского университета? — уточнил свой вопрос пастор.
— Нет.
— Разумеется, нет. Вы изучали теологию? Вы знаете древние языки? Вы знакомы с правилами герменевтики
[24]
? Вы…
— Да, — тихо сказала Присцилла.
— Да? — удивленно переспросил Хорас Расселл. — Что вы хотите этим сказать?
— Я знаю древние языки. Я изучала теологию и герменевтику.
Прихожане зашумели. Прошло несколько минут, прежде чем порядок в зале был восстановлен. Присцилла повернулась к матери. Констанция орошала слезами жилет Дэниэла Коула. Ее плечи сотрясались от рыданий. Коул сидел с непроницаемым лицом.
— Мисс Морган, — продолжил между тем пастор, — вы утверждаете, что знакомы с теологией и герменевтикой. Будьте любезны, скажите, где вы их изучали?
— В отцовском кабинете.
— Иными словами, пока вашего отца не было дома, вы читали его книги?
— Нет, этого я не говорила.
— Тогда, мисс Морган, сделайте одолжение, объясните нам, что вы имели в виду.
— Во-первых, я никогда не залезала в кабинет отца тайком. Во-вторых, меня учил один из лучших преподавателей Гарварда — мой отец.
Толпа зарокотала.
— Присцилла, ваш отец был всеми уважаемым, благочестивым человеком. Вы думаете, мы поверим, что он тайно обучал вас теологии? — отчеканил жестким тоном пастор.
— Хотите — верьте, хотите — нет, но так оно и было.
Его преподобие вопрошающе взглянул на миссис Морган.
— Констанция, — мягко произнес он, — это правда?
Констанция Морган вытерла слезы и утвердительно кивнула.
