Глава 14
Тыльной стороной ладони Филип стряхнул со лба капельки пота, обмакнул перо в чернила и закончил предложение. Он привык к тому, что в вигваме Кристофера Моргана стоит невыносимая жара. Нанауветеа, как называли Кристофера индейцы, был стар. Его кровь текла медленно. Поэтому круглый год в его жилище пылал огромный костер.
Отложив перо, Филип потер глаза. Дым разъедал ему глаза, однако когда он принялся их тереть, зуд только усилился. Молодой человек распрямил плечи и потянулся, стараясь не уронить неглубокую чернильницу, которая покачивалась на доске, лежащей у него на коленях. Он сидел на земле, поджав под себя ноги, и доска служила ему столом. В двух шагах от Филипа, накинув на плечи одеяло, сидел Нанауветеа и мирно читал Библию Джона Элиота на алгонкинском языке. Кожа на руках Нанауветеа была такой морщинистой, точно ему перевалило за двести лет. В одной руке он держал Библию, а указательным пальцем другой водил по строчкам. Старик плохо видел, поэтому книгу он поднес к самому носу.
Рядом со Нанауветеа сидела Мэри Витамоо. Она добросовестно проверяла работу Филипа: не допустил ли он ошибок, когда писал на алгонкинском языке. Молодой человек решил размяться не просто так, а с тайной целью — он хотел украдкой взглянуть на Витамоо (Филипу больше нравилось индейское имя девушки — христианское было таким обыкновенным). Все в этой прекрасной индианке казалось Филипу особенным. Отблеск костра пробегал по иссиня-черным волосам девушки, и они отсвечивали оранжевым блеском. На секунду лицо Витамоо стало серьезным, и она задумчиво сомкнула губы. Филип считал, что она вообще очень редко улыбается. Но когда ее лицо расцветало улыбкой, он был по-настоящему счастлив, хотя изо всех сил старался это скрыть.
— На сегодня хватит, — Кристофер Морган опустил Библию и устало взглянул на молодого человека. — За год работы с Филипом я усвоил одно правило: если мы позволим ему любоваться красотой Витамоо, толку от его работы будет немного.
Филип вспыхнул и принялся теребить перо.
— Просто я решил размяться, — смущенно пробормотал он и быстро добавил: — Готов сделать еще одну страницу.
Он бросил взгляд на Витамоо и увидел, что она, недовольно скривив губы, низко склонила голову. Девушке явно что-то не нравилось.
Взяв перо, Филип поспешно обмакнул его в чернила.
— Я серьезно, — упрямо повторил он, — я сделаю еще страницу, не меньше.
Витамоо поднялась.
— Пойду приготовлю еду, — сказала она с ноткой раздражения в голосе. И, даже не взглянув на Филипа, вышла. Из груди молодого человека вырвался огорченный вздох.
— Она тебе нравится? — спросил старый миссионер и посмотрел на Филипа смеющимися глазами.
Молодой человек взял кусочек ткани и вытер перо. Затем отложил в сторону доску, служившую ему столом, и ответил вопросом на вопрос:
— Это заметно?
Старик усмехнулся.
Филип снова вздохнул.
— Я не должен себя так вести, — сказал он. — Я все время напоминаю себе, что в Кембридже меня ждет невеста, — по крайней мере я надеюсь, что она меня ждет. Но когда речь идет о Витамоо, я не властен над своими чувствами и мыслями.
— Никогда не стыдись своих чувств, — сказал старик. — Мысли — это голос разума, а чувства — голос сердца. Чтобы понять истину, нужно прислушиваться и к тому, и к другому.
— Но разве можно одновременно любить двух женщин?! — воскликнул Филип.
— Это говорит твой разум.
Молодой человек посмотрел на своего собеседника с изумлением.
— Неужели вы считаете, что я могу жениться на обеих?
Старик улыбнулся.
— У наррагансетов такое случается, — сказал он. — Но тебе не стоит так поступать. Это неразумно.
— Но вы только что сказали…
— Мы говорили о любви, а не о браке.
— Думаете, это нормально — одновременно любить двух женщин? — спросил Филип.
— По-моему, это возможно.
— Но как мне узнать, которую из них выбрать? Как не совершить ошибку?
Старик засмеялся.
— Ответ на этот вопрос требует великой мудрости, — сказал он, поднимая глаза к небу и указывая вверх пальцем, — а мудростью наделяет Господь.
— Мне она нужна сейчас, — буркнул Филип.
Старик отложил индейскую Библию и взял в руки Библию на английском языке. Это была фамильная Библия Морганов, та самая, на поиски которой год назад отправился Филип.
— Моего отца, Эндрю Моргана, любили две женщины, — сказал старый миссионер. — Они были сестрами.
Филип весь превратился вслух. За прошедший год старик много рассказывал ему о своем отце, о том, как Эндрю Моргану пришлось бежать из Англии, спасаясь от гнева печально известного епископа Лода
[27]
.
— Нелл и Дженни Мэтьюз были дочерьми викария из Эденфорда, маленького городка в Англии, — продолжал миссионер. — Мой отец получил задание следить за их отцом, Кристофером Мэтьюзом, в честь которого меня и назвали. К несчастью, он влюбился в дочерей того, за кем шпионил, а они полюбили его.
— Но Энди женился на Нелл. Если его любили две женщины и он любил обеих, как он понял, кого выбрать?
Старик покачал головой.
— Этого я не знаю. Видимо, в какой-то момент Господь помог ему разобраться в своих чувствах.
— Дженни очень страдала, когда Нелл вышла замуж за вашего отца?
Кристофер Морган опустил глаза и осторожно погладил Библию, лежащую у него на коленях.
— После того как мои родители поженились, она прожила недолго. Когда отец сказал ей, что любит Нелл, она испытала страшные душевные муки. Боль сделала ее беззащитной перед одним из агентов Лода, который оказался в колонии, не помню, как его звали. Этот человек сумел убедить Дженни, что он стал христианином и пуританином, как мой отец. Дженни поверила ему, и они поженились.
— И что было дальше?
— Он избивал Дженни и хотел, используя ее, уничтожить Энди. И он бы добился своего, если бы не Дженни. Она застрелила мужа в ту самую минуту, когда он намеревался убить моего отца. В тот день она погибла. Последние слова Дженни были словами любви к моему отцу.
Филип слышал, как рядом с вигвамом напевает Витамоо. Девушка толкла зерно в ступе. Негромко постукивая пестом, она отбивала ритм.
— Нанауветеа, — сказал Филип, — вы знаете, как я люблю слушать ваши рассказы о моих предках, но эта история не поможет мне принять верное решение. Теперь я и вовсе растерялся. Получается, что какой бы выбор я ни сделал, я причиню кому-то боль.
