Затем Кристофер провел параллель между этой историей и своей миссионерской деятельностью.
— Никто не спорит — в бою доспехи незаменимы. Но есть разная тактика ведения боя. И то, что доспехи помогали воинам Европы, еще не означает, что их надо использовать в Северной Америке. Здесь они не только не принесли пользы, но и привели к гибели Миантономи. Точно так же наш образ жизни и наша культура становятся камнем преткновения, едва речь заходит об обращении наррагансетов. Я говорю индейцам, что Иисус хочет быть Богом их вигвамов и деревень. Но из этого вовсе не следует, что они должны одеваться, как англичане, вести себя, как англичане, есть английскую еду. Для того чтобы спастись, им просто нужно открыть свое сердце Господу и воззвать к Нему.
Выслушав старого миссионера, Филип понимающе кивнул и сказал:
— Так Давид сразил Голиафа камнем, выпущенным из пращи. Вы отказались от совета Саула
[33]
и не надели броню и шлем, а вступили в бой, взяв привычное для вас оружие, веря, что Господь дарует вам победу.
И молодой человек увидел, как Кристофер Морган улыбнулся.
Глава 15
— Нет писем из дома, англичанин?
Джон Вампас оторвался от миски с кукурузной кашей. По злому огоньку, промелькнувшему в его глазах, Филип догадался, что Вампас хочет причинить ему боль.
Шел сентябрь 1729 года. Минуло больше года с тех пор, как Филип покинул Кембридж. Каждый месяц он писал матери и Пенелопе. Каждый месяц с замиранием сердца ждал писем из дома — и не получал их. Это сводило Филипа с ума. Почему ему никто не отвечает? Если близкие сердятся на него за то, что он так долго не возвращается в Кембридж, они по крайней мере могли бы сообщить о своей обиде. Он обрадовался бы любому, даже ругательному письму. Молодой человек пребывал в растерянности. Ну хорошо, допустим, его письма до них не доходят. Но почему они в таком случае никого не послали на его поиски?
Филип чувствовал, как растут его негодование и обида. В течение последних четырех месяцев он не раз давал себе слово не писать домой до тех пор, пока ему не ответят. Но когда очередной месяц подходил к концу, он вновь садился за письмо — и вновь испытывал разочарование. Зная об этом, Вампас старался уколоть его побольнее.
Филип закусил губу и пробормотал:
— Нет. Пока писем нет.
Он отставил свою миску в сторону. Как он ни любил горячую маисовую кашу, ему расхотелось есть.
А вот Кристофер Морган, вычистив всю миску, победоносно шлепнул ее на землю. Витамоо это только порадовало. Несколько недель подряд старик почти не притрагивался к еде. Он много спал, что было для него не характерно, и с каждым днем уделял работе над букварем все меньше времени. Как-то раз обеспокоенная Витамоо попыталась его разбудить. Он не просыпался. Лишь приложив ухо к его груди, она определила, что он еще жив. Поэтому то, что Нанауветеа ел с таким аппетитом, ей показалось добрым знаком.
— Витамоо, — весело сказал старик, — а не полакомиться ли нам каштанами?
Индианка взглянула на него вопросительно:
— Ты так хорошо себя чувствуешь? — В ее голосе звучало сомнение.
— Да, — улыбнулся старый миссионер. — К тому же нам надо немного встряхнуться. А каштаны — отличное средство против дурного настроения.
Витамоо поднялась со своего места и подошла к рядам корзин и мешков (в вигвамах не было полок, и съестные припасы и разная утварь стояли прямо на земле). Сунув руку в пеньковый мешок, она извлекла оттуда маленькую корзинку с каштанами. Филипу очень нравилось это вкусное лакомство, которым индейцы баловали себя круглый год.
Старик был прав: настроение обитателей вигвама и в самом деле оставляло желать лучшего. Отношения между Филипом, Вампасом и Витамоо стали такими напряженными, что Филип начал подумывать о возвращении домой. В сущности говоря, в резервации он оставался только из-за Кристофера Моргана: тот был слишком слаб и стар.
Впрочем, молодой человек даже сам себе не мог точно объяснить, почему он не хочет покидать старика. То ли потому, что ощущал глубокую внутреннюю связь с ним и высоко ценил его духовный опыт, то ли потому, что Кристофер был живой историей семьи Морган. А может, и потому, что в его присутствии у Филипа возникало особое чувство — то самое, что он испытывал, когда находился рядом с отцом. Кто знает, не подарил ли ему Господь встречу со старым миссионером, чтобы возместить потерю отца?
В общем, Филип решил остаться в резервации и помочь старику закончить работу над букварем на алгонкинском языке. За это ему были обещаны еда и кров. Кристофер Морган очень хотел дописать букварь. Он утверждал, что эта книга — лучшее наследство, которое он может оставить людям; она позволит индейцам Новой Англии самостоятельно прочитать Библию. Разумеется, Филипу нужно было выучить алгонкинский язык, чем он охотно и занялся — ведь ему предстояло прожить несколько месяцев у наррагансетов.
Однако у молодого человека оказалось гораздо больше времени, чем он предполагал. Год назад он был уверен, что старик не дотянет до весны. Но день летел за днем, наступил сентябрь, а Филип все еще находился в резервации.
Хотя молодой человек уже неплохо говорил на языке алгонкинов и мог участвовать в любой беседе, букварь пока так и не был закончен. Конечно, Филип расстраивался из-за того, что еще один учебный год в Гарварде начался без него. Но Кристоферу Моргану исполнилось уже девяносто пять лет. Сколько он еще проживет? Поэтому, несмотря на то что отношения с Вампасом и Витамоо стремительно ухудшались, Филип мысленно пообещал себе, что он не уедет из резервации, пока старик жив, а букварь не написан.
Витамоо протянула Кристоферу Моргану каштаны. Тот наклонился над миской, точно ребенок, выбирающий конфету. Коричневыми морщинистыми пальцами он долго ощупывал круглые коричневые плоды, пока не нашел тот, который его удовлетворил. Затем Витамоо подошла с миской к Вампасу — индеец улыбнулся и бросил в сторону Филипа торжествующий взгляд. Он явно считал, что, получив угощение первым, одержал над англичанином маленькую победу. Наконец настала очередь Филипа.
— Спасибо, я не хочу, — сказал молодой человек, надеясь удостоиться взгляда Витамоо. Но девушка упорно не отрывала глаз от миски с каштанами.
— Возьми парочку! — старый миссионер сделал приглашающий жест рукой. — Ты же так их любишь! Возьми!
Витамоо, все с тем же бесстрастным и замкнутым видом, протянула Филипу каштаны. Молодой человек невольно бросил взгляд на нежные смуглые пальцы, сжимавшие миску. Затем его глаза скользнули по изящному запястью индианки, ее плечу, изгибу шеи и остановились на щеке. Поняв, что он делает, Филип быстро посмотрел на Вампаса. На скулах индейца играли желваки, глаза зло сверкали. Филип протянул руку и, взяв несколько каштанов, сдержанно поблагодарил девушку.
Не ответив ему, Витамоо вернулась на свое место, поставила миску с каштанами рядом с собой и вновь принялась за еду.
