В ту же секунду над его головой пролетел камень. Второй угодил ему щеку.
— Ой! — молодой человек вскочил на ноги. — Перестань! Это я!
— Филип? — Витамоо, держа в руке камень, стояла у края вышки. — Филип Морган, что ты делаешь на моем кукурузном поле?!
— Пытаюсь увернуться от камней.
— Как ты здесь оказался? Я не видела, как ты подошел.
— Вообще-то, я подкрался, — признался он.
— Тогда ты получил по заслугам. И можешь получить еще!
Филип дотронулся до щеки. Она была в крови.
— Ты ранен?
— У меня разбита щека.
— У тебя идет кровь? Я отсюда не вижу.
Витамоо положила камень, который держала в руке, и спустилась с вышки.
— Покажи, — приказала она, подбежав к молодому человеку. Девушка отвела руку Филипа, обеспокоенно взглянула на его щеку, а затем с облегчением сказала: — Ранка неглубокая. Тебе больно?
— Нет.
Филип не преувеличивал. Боли он не чувствовал. Щеку перестало саднить, едва к нему приблизилась Витамоо. Ему полегчало от той теплоты, с которой она прикасалась к его щеке. От нежного взгляда ее черных глаз.
— Ты слишком высокий, — сказала она. — Нагнись, я не вижу твою щеку.
Филип послушно наклонился. Он сделал бы все, что бы она ни попросила. Пока, приблизив свое лицо к его лицу, девушка разглядывала ранку, молодой человек изучал ее глаза. Они были черными, с коричневыми крапинками.
— Ранка неглубокая, — еле слышно повторила она. Если бы сила ее тревоги зависела от глубины раны, Филип согласился бы даже на сквозное ранение.
Витамоо отступила назад.
— Ты так и не объяснил, что ты делаешь на моем поле… и почему ты пробрался сюда тайком!
Перед ним вновь была та Витамоо, к которой он привык. Собранная и суровая.
— Я знаю, как тебе досаждают дрозды… — он чувствовал, как нелепо это звучит.
— И что с того?
— Мне кажется, я похож на них… я тоже раздражаю тебя… и если тебе захочется бросить в меня камень, может быть, нужно позволить тебе сделать это. Вдруг тебе станет легче, — и молодой человек быстро добавил: — Правда, я не догадывался, что ты такая меткая!
— Ты пришел сюда, чтобы я бросала в тебя камни?
— Ну, я ведь тоже досаждаю тебе…
— То есть так ты решил попросить прощения?
Филип смущенно уставился себе под ноги и пожал плечами:
— В общем, да!
Девушка молчала. Тогда Филип не без робости поднял глаза на Витамоо. Индианка, сложив руки на груди, недоверчиво качала головой. Наконец ее зубы сверкнули в улыбке.
— Ты просто невозможен! — сказала она. — Почему ты просто не мог извиниться?
Филип машинально прикоснулся к ранке на щеке и сморщился от боли.
— Но что мне было делать, Витамоо? Ты не позволяешь мне даже приблизиться к тебе.
Девушка перестала улыбаться.
— Ты знаешь, что это правда! — сказал Филип.
Индианка в свою очередь потупила взор.
— Но если я признаю, что ты говоришь правду, мне нельзя будет больше кидать в тебя камни?
Сквозь упавшие на глаза волосы Витамоо лукаво поглядела на Филипа. На ее губах играла озорная улыбка.
Они сидели друг напротив друга на вышке.
— Ты меня удивляешь, — сказала Витамоо.
— Чем?
Витамоо держала в руке небольшую палку, которой она была готова в любую секунду запустить в дрозда. Девушка рассеянно водила ею по дощатому полу вышки.
— Когда ты приехал сюда, ты был совсем другим человеком.
— Думаю, я остался прежним. Просто ты меня не знала.
— Нет, ты стал другим. Филип Морган, который приехал к нам за Библией, был высокомерным и самовлюбленным господином.
— Что ж, надеюсь, я стал лучше, — улыбнулся Филип.
Витамоо ответила ему улыбкой и шутливо ударила его палкой по ноге.
— Так ты окончательно меня искалечишь!
— Сам виноват, что в тебя попал камень! — воскликнула девушка.
— Ну что ж, признаю свою вину, — согласился Филип.
Витамоо посмотрела на его щеку. Потом скользнула взглядом по шраму, который оставил на лбу молодого человека медведь.
— Даже медведь не научил тебя уму-разуму, — она указала на шрам палкой и полюбопытствовала: — Он длинный?
Филип откинул волосы назад. Желая рассмотреть шрам получше, девушка подалась вперед.
— Ужасный шрам, — сказала она. — К счастью, его закрывают волосы. Знаешь, когда ты все-таки вернулся, да еще с такой раной, я удивилась.
— Здесь была наша Библия. Я не хотел сдаваться: мне столько пришлось из-за нее пережить.
Витамоо кивнула.
— Когда ты вернулся, ты был таким же высокомерным и самовлюбленным. Ты думал только об одном: как бы заполучить Библию. Ты был ранен, я тебя, конечно, жалела — и в то же время ненавидела. Но потом ты изменился.
— Ты говоришь так, будто это произошло в одно мгновение.
— Думаю, так оно и было, — сказала Витамоо.
— И когда это случилось?
— В ту самую минуту, когда ты узнал, что Нанауветеа — это Кристофер Морган.
Девушка тихо засмеялась.
— Видел бы ты себя! У тебя была такая потрясенная физиономия!
— Спасибо на добром слове, — Филип засмеялся вместе с ней.
— С тех пор ты стал другим, — сказала она.
— Правда?
Она кивнула.
— Ты так на него смотришь… Не могу подобрать нужных слов… С любовью и благоговением одновременно.
— Он удивительный человек, — сказал Филип.
— Да, — согласилась Витамоо и прибавила: — Иногда мне становится стыдно.
— Почему?
— В отличие от многих моих соплеменников я никогда не знала голода или страха — и все потому, что попала В его дом. Когда я стала достаточно взрослой, чтобы думать о вере, мне было легко принять тот факт, что на небесах у меня есть любящий Отец, ведь такую любовь подарил мне Нанауветеа — мой отец на земле.
— Когда я нахожусь рядом с ним, я тоже думаю об отце.
— Наверное, ты очень скучаешь по нему.
Филип кивнул.
— Нанауветеа помог мне пережить эту боль.
— Ты остался из-за него?
Филип снова кивнул.
Витамоо положила палку. Взглянув на солнце, она сказала:
— Нам пора возвращаться. Нанауветеа ждет нас, — и направилась к лестнице.
