Габриель уже открыл рот, чтобы возмутиться, но тут до него дошло: Фрэнки не знает о том, что произошло сегодняшней ночью, и до сих пор считает Минналуш убийцей. Он приподнялся на локте и постарался сосредоточиться.
— В каком смысле?
— Она мертва.
Габриель ошеломленно выдохнул. У него закружилась голова, острая боль пронзила грудь. Он попытался что-то сказать, но язык не слушался.
— Да, — торжествующе продолжала Фрэнки. — Я прямо-таки глазам не поверила, когда открыла газету. Можешь сам убедиться, статья напечатана в утреннем выпуске «Ивнинг стандард». Как пишут, она упала с лестницы у себя дома и свернула шею. Справедливое возмездие, правда? Габриель, ты меня слышишь?
Он не стал терять время на одевание, быстро накинул пальто и сунул в ботинки босые ноги. Руки так сильно тряслись, что он никак не мог завязать шнурки и в конце концов просто запихал их за отвороты ботинок. Габриель помчался по лестнице, безмолвно повторяя лишь одно слово: Нет! Нет! Нет! Может, Фрэнки ошиблась и Минналуш только ранена. Нет. Нет…
Мальчишка-продавец в газетном киоске вытаращил глаза, когда Габриель схватил газету, бросил на прилавок пятифунтовую купюру и умчался, не дожидаясь сдачи.
Он нашел то, что искал, на двенадцатой странице в разделе «Городские новости». Коротенькая статья состояла всего из двух абзацев:
36-летняя Минналуш Монк трагически погибла сегодня рано утром у себя дома в Челси. Причина смерти — нарушение дыхательной функции и перелом шейных позвонков вследствие падения с лестницы. Мисс Монк была широко известна своей благотворительной деятельностью. Несчастный случай произошел на глазах ее старшей сестры Морриган Монк, любительницы экстремальных видов спорта. В настоящее время Морриган Монк находится в состоянии шока, врачи оказывают ей медицинскую помощь.
Каждый день в Британии происходит около тысячи падений с различных видов лестниц. Три-четыре из них заканчиваются летальным исходом. Причины падений самые разнообразные, но главные среди них — плохое зрение, недостаточное освещение или употребление спиртных напитков.
ГЛАВА 36
С серого неба временами сыпал дождь. Габриеля била крупная дрожь, лицо саднило от холода. Он простоял на углу почти час, но о том, чтобы уйти, даже не думал. Все его внимание было приковано к большому дому из красного кирпича на другой стороне улицы.
Было пять часов вечера, над городом уже сгустились сумерки. В окнах почти всех соседских домов зажегся свет, только Монк-хаус был погружен во тьму. Голубые хризантемы в больших кадках на крыльце поникли, словно за ними некому было ухаживать. На широких ступенях, всегда чисто выметенных, скопились сухие листья и грязь. Между резными решетками полуоткрытых кованых ворот застряла обертка от шоколада. Дом выглядел опустевшим. Габриель, однако, знал, что это не так. Он чувствовал, что внутри кто-то есть, чувствовал ее присутствие.
Жестокий холод усиливался. Руки и ноги Габриеля, непроизвольно боровшегося с дрожью, начало сводить судорогой. Несколько капель дождя упало ему на лицо, ветер трепал шарф.
Габриель подул на замерзшие ладони, быстро пересек улицу и настежь распахнул ворота. Перепрыгивая сразу через две ступеньки, он взбежал на крыльцо и не раздумывая нажал кнопку звонка.
Никто не ответил.
Тяжелые бархатные шторы в окне нижнего этажа были раздвинуты, его закрывали лишь старомодные тюлевые занавески. Через щель посередине виднелась комната, а в глубине коридора — элегантный изгиб лестницы.
На Габриеля нахлынули воспоминания. Его первый легальный визит в Монк-хаус… Он стоял у подножия лестницы, восхищаясь изящной работой. Рядом с ним — очаровательная Минналуш в легком летнем платье. Тогда она еще сказала: «Обожаю лестницы. Наверное, я не смогла бы обходиться без лестницы в доме. Мне кажется, это непременный домашний атрибут всякого, кто стремится прожить интересную жизнь».
На мгновение Габриель зажмурился. Боль воспоминания пронзила его с такой силой, что он невольно приложил ладонь к груди. Перед его мысленным взором встал другой образ: женщина падает с лестницы, пальцы, словно бледные лепестки, беспомощно хватаются за перила, но тщетно, она продолжает падать, катиться вниз — мелькают руки, ноги, рыжие волосы, белая шея изогнута под нелепым углом…
Габриель раскрыл глаза и прерывисто задышал. Отвернулся от окна, вновь нажал на кнопку звонка и удерживал ее целых пять секунд.
Тишина. Никого. Может быть, он ошибся и она все-таки уехала…
Боковым зрением Габриель уловил тень движения и резко повернул голову. Она сдвинула тюлевую занавеску в сторону и теперь стояла на фоне темного окна, будто картина в идеальной раме. Бледное лицо, платье, руки; волосы черной лентой спадают на плечо.
Она безучастно смотрела на него из-за стекла.
— Морриган, открой! — крикнул Габриель погромче, чтобы она услышала.
Она едва заметно качнула головой.
— Открой. Мне нужно поговорить с тобой.
Никакой реакции. Под глазами Морриган лежали темные круги. Она стояла неподвижно, как восковая фигура в музее.
— Будь ты проклята!
Гнев вскипел и забурлил в Габриеле, как едкая кислота.
Она прижала руку к стеклу. Ладонь — словно белый мотылек. Этот жест еще больше усилил сходство с картиной. Что он означает? Остановись? Дальше нельзя?
Морриган что-то проговорила. Сперва Габриель не понял, но потом разобрал движения губ: «Несчастный случай. Это был несчастный случай».
— Не верю!
«Я не тронула ее и пальцем».
— Лжешь!
Она безразлично пожала плечами — мол, мне все равно.
— Это еще не конец. — Не уверенный, что она его расслышала, Габриель крикнул громче: — Это еще не конец!
Что-то ткнуло его: предупреждение, посланное ее разумом, недвусмысленная угроза. Удар получился почти физический — изумленный Габриель пошатнулся и чуть не упал.
Чтобы сохранить равновесие, он оперся рукой о стену. Морриган как будто дотянулась до него через стекло и со всей силы толкнула в грудь. Ничего подобного он раньше не испытывал.
«Не провоцируй меня», — медленно и отчетливо выговорила она, глядя на него темными, бездонными колодцами глаз, и отвернулась от окна. На секунду мелькнул ее профиль, профиль богини-охотницы. Морриган задернула шторы, и дом опять погрузился в безмолвие.
ГЛАВА 37
Лондон был в плену жестокого мороза. Декабрь выдался самым холодным за последние четверть века. Люди, вынужденные ходить по магазинам, раздраженно сновали по улицам, ни на кого не глядя. Витрины были украшены искусственным снегом и мишурой. Рождественские гимны, доносившиеся из скрытых динамиков, повторялись с одуряющей частотой. Габриель никогда не любил Рождество, но в этом году искусственно создаваемое веселье граничило с абсурдом. За шумной суетой и радостью новогодних праздников, сладкими пирожками с начинкой и румяными Санта-Клаусами пряталась ледяная, тоскливая тьма. Габриель был далек от всего этого; он жил с холодным сердцем и холодным разумом.
