– Не хотела я поднимать этот болезненный вопрос, Ма-рик. Все надеялась, что временная это у тебя слабость. Так вот, – она серьезно посмотрела ему прямо в глаза, – пока будешь сидеть на игле, пока не вылечишься – и не думай даже об этом. От наркомана у меня детей не будет!
– Ты что, в своем уме? – попытался он принять вид оскорбленной добродетели. – Кто тебе наплел эти небылицы? Сколько же завистников!
– Не изворачивайся, бесполезно, – с не свойственной ей суровостью взглянула на него Света. – Я что, слепая и не вижу следы уколов? И кроме того, до меня доходит молва о твоих подвигах на выезде с этими… из кордебалета.
– Ну это уж слишком! – сдвинул брови Марк, изображая негодование. – Отлично знаешь, что, кроме тебя, для меня женщин не существует!
– Верно. Это когда ты в своем уме, а не под действием кайфа, – спокойно осадила его Светлана. – У меня нет оснований не верить: слышала от непосредственной участницы. – И успокоила его, презрительно сложив губы: – Напрасно так разволновался. Я не собираюсь устраивать тебе сцены и делать решающие выводы. Ты серьезно болен, Ма-рик, и я требую, чтобы ты вылечился!
После каждой ссоры наступало охлаждение и они едва разговаривали, пока находчивый Марк не придумывал какое-нибудь празднование на выезде или дома – наступало временное перемирие. Но теперь и этому хрупкому существованию пришел конец.
После разговора с Виктором Сальниковым Светлана слегла: не справилась с нервной депрессией, наступил полный упадок сил.
Вере Петровне пришлось перебраться на Патриаршие пруды – ухаживать за дочерью и внуком. Дачный сезон как раз кончился.
Однажды, покормив завтраком обоих, она принялась готовить обед, когда зазвонил телефон.
– Кто?.. Миша?.. – Она замерла. – Откуда говоришь? Из больницы? Так вы… здесь, в Москве?
– Наконец-то я до вас дозвонился! – Михаил заметно волновался. – Две недели уже здесь валяюсь – травма. В первый же день, как прибыл в Москву, угораздило! – И принялся оправдываться: – Я как получил письмо – сразу прилетел. Верьте мне – я не знал, ничего не знал! Думал, что ребенок от Марка, что Света не дождалась… Ну а семья – дело святое! – И умолк: что скажет Вера Петровна? Не дождавшись, продолжал:
– Ваше письмо мне всю жизнь перевернуло! Я ведь в Западносибирск перебрался, чтобы быть подальше. Считал, в Москве мне делать больше нечего, так для всех лучше. Теперь все наоборот! – Он не скрывал своей радости. – Теперь у меня появилась цель в жизни: хочу быть рядом с сыном, помочь ему вырасти… достойным славного рода, потомком которого он является.
Слушая его взволнованную речь, Вера Петровна не проронила ни слова. Душа ее была переполнена болью и теплым чувством от сознания, что она в нем не ошиблась.
– Вы меня слушаете? – Михаил боялся, что их прервали. – Очень вас прошу, Вера Петровна, дорогая, как бабушку и, судя по вашему письму, моего друга: помогите мне найти подход к Светлане! – Потому и хотел поговорить сначала именно с вами. Я уже несколько раз звонил из больницы, но никак не удавалось вас застать: подходил Марк или Света. Помирите нас! Скажите ей, что я полностью осознал, как был не прав!
Помолчал, унимая волнение, и пояснил:
– Слишком поздно узнал, как она меня ждала, как ухаживала за мамой; а что вопреки воле отца оставила ребенка и решилась родить без мужа – только из вашего письма. Настоящий подвиг, и я счастлив вдвойне, что у меня есть сын и рожден он женщиной благородной души. Я не ошибся, когда ее полюбил! – Тут же спохватился: – Вы только не подумайте, дорогая Вера Петровна, что я… из трусости не решаюсь сказать все это сам, – нет! Я только прошу вас подготовить и организовать нашу встречу, познакомить меня с сыном. Это ведь так непросто! – И умолк, с волнением ожидая ответа.
Вера Петровна не сразу откликнулась, раздумывая, подбирая нужные слова, в растерянности: что она может предпринять, не посоветовавшись с дочерью? Наконец с трудом промолвила:
– Не могу пока обещать вам, Миша, что-нибудь определенное. Света ведь так ничего и не знает о письме и о вашем возвращении. – И пообещала: – Но томить вас не стану, понимая ваше состояние. Вам и так пришлось слишком много пережить. Я немедленно поговорю со Светой. Она болеет, и я за ней ухаживаю. А вообще… я снова замужем, за ее родным отцом, и живу отдельно. Но здесь побуду еще дня три, так что звоните.
«Какой замечательный человек Михаил, какое благородство! – думала она. – Недаром Светочка так его любила… Да может, и сейчас еще любит?.. Почему не разрешает Марку усыновить Петю?.. А сын как на него похож…»
И глубоко вздохнув, Вера Петровна принялась за готовку – никто за нее этого не сделает, а подумать можно и за делом и потом пойти к дочери. Разговор предстоит нелегкий, надо справиться с волнением.
Когда Вера Петровна вошла в спальню, Светлана с безразличным видом лежала вперив взор в потолок. Устала уже горевать, просто ни о чем не хочется думать. Как жить дальше? Это представлялось ей неопределенным.
– Доченька, родная моя! – ласково позвала Вера Петровна, присаживаясь на край-постели. – Нельзя же так! Расскажи маме – что тебя мучит? Облегчи душу! Я же все пойму…
Светлана каким-то безжизненным голосом тихо ответила:
– А я и сама не знаю, мамулечка, что со мной происходит. Тошно мне… Горько, что так не повезло…
– Это как же – не повезло? Такой замечательный парнишка у тебя подрастает, дом полная чаша, муж заботливый… Больше пяти лет живете – и вдруг…
– Да ничего ты не знаешь, мама! – так же ровно, бесстрастно прервала ее Светлана. – Петеньку я люблю, но он же постоянно напоминает мне об утраченном. А семейная жизнь моя, наверно, кончилась. Сама не знаю, что делать. Но с Мариком жить не смогу больше.
– Что же он такое натворил? – испугалась Вера Петровна. – Серьезное, видно, что-то, а то не стала бы ты так…
– Уж серьезнее быть не может. – Светлана как бы очнулась от дремоты, приподнялась на подушках; гневные огоньки зажглись в ее синих глазах.
– Это по его вине, мама, Петенька растет без отца, а у твоей дочери не жизнь, а сплошной компромисс и фальшь. Это он лишил меня счастья. Стольких лет разлуки с Мишей… Разве я не заслужила немного счастья?
– Что ты говоришь, доченька?! О чем это ты толкуешь – не пойму я?
– Ко мне приходил Виктор Сальников, друг Марка и Михаила; инвалид он, афганец. Мы с ним вместе хоронили Ольгу Матвеевну. Накануне нашей с Марком свадьбы он получил верную весть, что Миша жив и возвращается; велел Марку мне передать, а Марк… скрыл. Понимаешь?.. Предал и друга, и нас с Петенькой. Я же вышла за него потому, что… ценила его порядочность, самоотверженную любовь… Верила, что наше счастье для него важнее собственного. Как же я ошиблась! Он просто… расчетливый эгоист, мама.
Вера Петровна была потрясена: она ценила Марка, успела к нему привязаться; по отношению к ней он всегда проявлял заботу и внимание. Отношения у них были намного лучше, чем обычно между тещей и зятем. Да, такого она от него не ожидала…
