«Опустить задумали, петуха из него сделать, — догадался Башун. — Так ему и надо, падле! Значит, ночью устроят представление — еще одним гомиком станет больше, — мысленно усмехнулся он, но тут же обеспокоился. — Не нужен мне этот скандал. Чего доброго, гад загнется, и следствие над всеми учинят!» С тех пор, как Башун узнал, что суд уже назначен и близится побег, будучи любителем таких забав, он перестал принимать в них участие — опасался осложнений.
Последние дни Костыль жил в ожидании инструкции, что ему надо делать, но ее все не было. От внутреннего напряжения у него пропал аппетит, и он, постоянно испытывающий голод, с трудом заставлял себя поесть. «Не хватает еще, чтобы ослаб. Силенки нужны для побега! А он, чую, состоится, — подбадривал он себя. — Я нужен Седому для дела. Поэтому уж он расстарается!»
Костыль не ошибся. Когда закончился ужин и тюрьма стала погружаться в сон, блатняки схватили несчастного педофила и стали над ним издеваться. Сначала они поставили его к параше и по очереди на него помочились, затем заставили убрать вонючую лужу, и подонок молча терпел. Но потом его стали избивать, и он истошно завопил, а когда нагнули и спустили штаны, орал уже так, что мог разбудить мертвого.
Тюремщики знали, что делают с педофилами, и обычно не принимали мер для защиты негодяев, но тут вынуждены были вмешаться. В камере появились охранники. Блатные сразу отпрянули от своей жертвы и с невинным видом уселись на свои места.
— Что случилось? Из-за чего шум? — равнодушно спросил сухопарый пожилой охранник, хотя вид избитого педофила, все еще стоящего со спущенными штанами, вполне красноречиво говорил сам за себя.
— Да этот сученок на параше засиделся. Решил, что у себя дома, — нарушив всеобщее молчание, с ухмылкой ответил коренастый рецидивист, весь исколотый похабными татуировками. — Пришлось стаскивать с нее силой. Ну дали пару раз, чтоб не сопротивлялся!
— А ты чего скажешь? — с откровенным презрением бросил охранник пострадавшему. — Почему разорался? Штаны-то натяни, пакостник!
— Переведите меня в другую камеру! — визгливо взмолился педофил. — Сами видите: здесь меня убьют!
— Может, тебя в детскую колонию поместить? — Язвительно ответил охранник. — Ничего, терпи, коли заслужил, не подохнешь! А вы, гаврики, — для порядка одернул он блатных, — не слишком усердствуйте. Ишь, как распустились! Заключенный Башун! — повернувшись к Костылю, скомандовал он. — Вставай и руки за спину! Пойдешь к старшому.
— А я-то тут при чем? — растерянно пробормотал Башун поднимаясь. — Нужна мне эта мразь! Я к нему даже не прикасался!
— Отставить разговорчики! — по-военному прикрикнул на него сухопарый. — Пойдем, начальник разберется!
«Неужели они что-то пронюхали о подготовке побега? — шагая между конвоирами по тюремным коридорам, в панике думал Костыль. — Ведь то, что меня забрали из-за этого детолюба, — туфта! Они даже толком не разбирались!»
И действительно, когда его привели в тесный служебный закуток к дежурному начальнику, а это был Шевчук, сразу выяснилось, что он угадал и расправа над педофилом здесь ни при чем. Отпустив второго охранника и оставив только сухопарого, тучный верзила-начальник вместо разноса неожиданно по-свойски подмигнул Костылю.
— Догадался, зачем тебя привели? Садись и слушай внимательно! Времени у нас мало, — торопливо сказал он и, поймав взгляд, брошенный Башуном на его помощника, объяснил: — Это свой человек, не бойся!
Он поплотнее прикрыл дверь, грузно опустился на свое место за маленьким столом и окинул довольным взглядом мощную мускулатуру заключенного.
— Так вот, завтра все и состоится. Тебя отобьют свои по дороге в суд, — без предисловий, коротко объявил он и, предупреждая вопросы, которые порывался задать тот, остановил его жестом руки: — Погоди! Сейчас скажу все, чего тебе надо знать.
Он еще раз оценивающе взглянул на Костыля и кратко ввел в курс дела.
— Завтра утром тебя повезут в «воронке» на суд. Ты будешь в наручниках. Сопровождать будут трое: я, Данилыч, — кивнул он на сухопарого, — и тот, что стоит в коридоре. Тот — не наш человек и ничего не подозревает.
Видя, что на лице Костыля отразилось сомнение, он его успокоил.
— Его мы нейтрализуем, и в этом ты нам поможешь. По дороге в суд машина будет остановлена. Как — тебя не касается. Мой помощник Данилыч выйдет, чтобы помочь шоферу. Второй, салага, будет сидеть рядом с тобой. Тут ты и начнешь действовать.
Костыль напряженно слушал, и он продолжал:
— Окольцуешь руками его горло и придушишь наручниками. Понял? Парень он крепкий, но ты сильнее, справишься. Я для блезиру вроде как приду ему на помощь, чтобы видел это, пока в сознании, и потом засвидетельствовал.
— Хитро! А если я не смогу его осилить? — не выдержал Башун. — Что тогда?
— Придется мне незаметно его оглушить. Но ты потом не забудь добавить своими наручниками, — предусмотрительно потребовал от него Шевчук, — чтобы остались от них следы!
Он с тревогой взглянул на часы и заторопился:
— Вот и все. Нужно закругляться, чтобы ничего не заподозрили. Ты меня там тоже хорошенько огреешь наручниками по башке, свяжешь обоих нашими же ремнями, и тебя заберут свои.
Шевчук откинулся на стуле и заключил:
— Будь в боевой готовности к девяти и не сомневайся: все у нас получится! Наша смена до полудня, и заменить нас не могут. Да и твоя братва, уверен, не подкачает.
В то утро выдалась отличная солнечная погода. Ровно в девять, как обещал Шевчук, дверь камеры открылась, и заключенного Башуна под конвоем повели по длинным коридорам во двор тюрьмы к ожидавшему там «воронку». Прежде чем посадить в кузов, на него надели наручники, а затем поместили на лавке между двумя охранниками: сухопарым Данилычем и здоровенным молодым парнем, его напарником, на полголовы выше Костыля. Толстый Шевчук забрался в кабину к водителю, и машина выехала за тюремные ворота.
Никто, кроме Шевчука, не обратил внимания на то, что сразу же за этим от противоположного тротуара отъехал потрепанный с виду, но мощный «БМВ» и устремился вслед за тюремным «воронком». Движение в столице было уже в разгаре, то и дело по дороге возникали пробки, но, ловко лавируя в потоке попутного транспорта, «бээмвэшка» не слишком отставала от «воронка».
— Ну ты же у нас и мастер вождения! — одобрительно бросил коренастый Рябой сидящему за рулем «БМВ» долговязому Фитилю. — Тебе можно в гонках участвовать.
— А что? Это мы могем, — не выпуская изо рта сигареты, ухмыльнулся Фитиль, самодовольно скосив на него глаза. — Гублю я с вами свой талант! — И резко рванул машину вперед, чтобы успеть проскочить на желтый сигнал светофора.
В это же самое время Цыган, припарковав невзрачную с виду обшарпанную «Ладу» в проходном дворе узкого переулка за два квартала до здания суда еще с тремя крепкими парнями, готовился встретить «воронок» в условленном месте. Чтобы исключить всякие случайности, они заранее приготовили запрещающий знак «кирпич» и установили его в еще более узком параллельном переулке, также ведущем к суду, хотя знали, что «воронок» там не поедет.
