— Потому что все дела по усыновлению у нас засекречены. Вы же знаете, что по условиям договора мы обеспечиваем анонимность клиентов, — старательно объяснил посредник. — О них знает только босс и агент, ведущий дела. В данном случае я.
Он сделал паузу и, умильно глядя на миллионера, с явным намеком добавил:
— Вы же видите, как я добросовестно выполняю свои обязанности. Сразу сообщил, когда стало известно, что русские разыскивают вашу приемную дочь. И сейчас первым делом бросился к вам. А этот Юсупов, между прочим, предлагал нам за информацию сто тысяч.
«Выпрашивает взятку за молчание», — сразу раскусил его опытный делец Фишер, но не подал вида и лишь поинтересовался:
— А что, этот русский так богат? Они же все там нищие, как мыши.
— Не он сам, а его сын. Мы выясняли, и в газетах об этом было. Он владеет предприятиями по добыче и обработке драгоценных металлов.
— Вот оно что, — задумчиво протянул Фишер и, прищурив глаза, прямолинейно спросил:
— Ну и сколько ты хочешь за то, чтобы навсегда обо мне забыл?
— Да что вы, разве я смею? — изобразил смущение Джим. — Но вообще-то в связи с этой историей босс меня уволил, и сейчас мое материальное положение…
— Можешь не продолжать, — с брезгливой гримасой перебил его Фишер. — Думаю, пяти тысяч тебе будет достаточно?
Пока Джим Ричардсон смущенно бормотал слова благодарности, миллионер достал чековую книжку, оторвал листок и, подписав, протянул его посреднику.
— Все! Можешь идти, и надеюсь, я тебя больше не увижу.
В брошенной им фразе был более глубокий смысл, чем могло показаться, ибо только за Ричардсоном закрылась дверь, как Фишер вызвал к себе шефа секьюрити.
— Срочное дело, Мигель! — коротко приказал он жгучему брюнету с низким лбом и перебитым, как у боксера, носом. — Сейчас от меня вышел посредник Джим Ричардсон. Пошли кого-нибудь за ним и сделайте так, чтобы он замолчал. Навсегда!
Мигель со всех ног бросился выполнять приказание, а Фишер озабоченно подумал: «Надо будет заткнуть глотку и мерзавцу Доновану. А если успел продать меня русскому, тогда сдеру с них обоих отступного, — успокаивал он себя. — Хорошо, что с этого Юсупова есть чего взять!»
Между тем ничего не подозревающий Ричардсон, согреваемый мыслью о чеке на кругленькую сумму, который спрятал в кармашек записной книжки, не спеша направился в закусочную, где основательно заправился перед обратной дорогой. Выйдя оттуда и сев в свой подержанный «фордик», он не только не заметил двух пар внимательно наблюдавших за ним глаз, но и серого «понтиака», который сразу же тронулся следом и уже всю дорогу не отставал. В его смуглом водителе, несмотря на низко надвинутую на глаза фуражку, без труда можно было узнать Мигеля.
Расстояние от Атланты до Колумбуса, где проживала престарелая тетушка Джима Ричардсона, было невелико и благодаря прекрасной автотрассе Петр с отцом проделали весь путь всего за пару часов. К десяти утра они уже были около одноэтажного кирпичного дома с гаражом, пристроенным к нему сбоку, традиционным газоном и цветниками за невысокой металлической оградой. Припарковав машину в пятидесяти метрах от дома, в конце улицы, Юсуповы занялись наблюдением.
Сначала, около одиннадцати, из дома вышла высокая пожилая дама, по всей видимости, тетка Ричардсона, хотя они представляли ее много старше. В руках у дамы была корзинка, и, когда около полудня хозяйка возвратилась, в ней лежали продукты. Не прошло и получаса, как к дому подкатил видавший виды «форд». Он был весь покрыт пылью, так как проделал путь более семисот километров, сначала от Майами до Джексонвилла, где Джим заночевал в мотеле, а потом уже до Колумбуса. Из машины вышел Ричардсон, открыл ворота: сначала в ограде, а затем в гараже и загнал туда свой «фордик». Через несколько минут он вышел, запер ворота и вернулся в гараж. В этот момент Юсуповы заметили, что на другом конце улицы остановился серый «понтиак», в котором сидели двое мужчин. Тот, что был за рулем, остался в машине, а второй — молодой блондин крепкого сложения в джинсах и майке, воровато оглядевшись по сторонам, быстро направился к дому.
— Похоже, что нас опередили — обеспокоенно бросил Михаил Юрьевич сыну, порываясь выйти. — Так мы можем остаться ни с чем!
— Погоди, папа! — удержал его за руку Петр. — Ты снова хочешь затеять свалку? Если нас поймают, на этот раз мало не будет!
Его слова охладили отца. Михаил Юрьевич остался в машине, но с тревогой высказал предположение:
— Боюсь, Петя, что эти «друзья» прибыли, как раз для того, чтобы заставить его молчать. Хорошо еще, если только припугнут. Но ты прав: ввязываться в новую историю нам нельзя, — понуро согласился он. — Будет только хуже!
Они были далеко от дома и не могли видеть и слышать, что там происходит. Но ждать им пришлось недолго. Не прошло и четверти часа, как дверь в нем открылась, и из нее показался молодой блондин. Взглянув по сторонам, он спокойно пошел к своей машине, и она сразу отъехала.
— Ты запомнил ее номер? Запиши на всякий случай, я хорошо разглядел его в бинокль, — сказал Михаил Юрьевич, собираясь выйти наружу.
— Думаю, номера они заменили, — ответил Петр. — Дай пойду я! — попросил он отца. — Не стоит тебе снова рисковать. Да и английским я лучше владею.
— Нет, Петя, тебе там не место! — с мрачной уверенностью произнес Михаил Юрьевич. — Полагаю, что говорить уже ни с кем не придется. А ты заведи мотор и будь готов подкатить сразу, как только выйду.
Он вылез из машины и быстрым шагом направился к дому. Дверь была не заперта и то, что он там застал, подтвердило его худшие опасения. Старая дама лежала бездыханной в луже собственной крови посреди гостиной. У нее был проломлен череп, и рядом валялось орудие убийства — тяжелый подсвечник из пары, стоявших на полке камина. Опытному детективу было ясно, что преступник неслышно подкрался к ней сзади и, зажав одной рукой ей рот, другой нанес смертоносный удар.
«Ну и ловок же убийца! Сразу видно, что работал профессионал, — подумал Михаил Юрьевич. — Но где же сам Ричардсон? Неужели он ничего не слышал?»
Ответ на этот вопрос он получил, заглянув в гараж. На веревке, перекинутой через металлическую балку, висело тело несчастного Джима с жутко высунутым языком, а рядом на полу валялся опрокинутый табурет. Это, по замыслу киллера, должно было свидетельствовать о самоубийстве племянника, нанесшего в ссоре своей тетке роковой удар.
Однако для бывалого следователя эта версия была шита белыми нитками. Не говоря уж о том, что на орудии убийства наверняка не было отпечатков пальцев Ричардсона, даже беглый осмотр опровергал, будто у него было душевное расстройство. В момент нападения он преспокойно протирал пыль с машины, которая была уже наполовину чистой. Об этом свидетельствовала тряпка, зажатая в правой руке, которую не выпустил, когда его душили.
За годы войны, за годы следствий Михаил Юрьевич видел и не такие ужасы, поэтому он хладнокровно подставил табурет и быстро обыскал остывающий труп. Оставив нетронутыми документы и бумажник с деньгами, он забрал записную книжку Ричардсона и все бумаги, которые нашел у него в карманах. После этого он вновь опрокинул табурет и осторожно вышел из дому, стараясь не привлекать к себе внимания.
