Сара, прихрамывая, подбежала к мальчикам, и они все вместе опустились на траву. Вскоре жара и тут сделалась невыносимой, и им пришлось еще раз перебраться в другое место.
Время от времени в небо взлетали снопы искр.
Мальчики цеплялись за Сару. Хватали ее за руки и за юбку с такой силой, что их нельзя было оторвать от нее.
Карна несколько раз приходила в себя. Но у нее снова начинался припадок. Ее пугало это зарево. Она не хотела туда!
Один раз, открыв глаза, она увидела Юхана, стоявшего на коленях перед чем-то, лежавшим на белом покрывале. Он лил на это воду. Ведро за ведром. На Карну он даже не взглянул. Никто не смотрел на нее.
Все были заняты своим делом. И над всем колыхалось зарево. Нет, это была не музыка моря, а гудящий, кошмарный треск. Свет должен быть тихим, во всяком случае — спокойным. Он не должен грохотать.
Где же Педер? Неужели и он покинул ее? Наконец он появился. Поднял ее и куда-то перенес. Там тикали часы. Часы Стине.
Тогда Карна вспомнила все. Чердак… Стине, упрекнувшую ее в том, что она перестала читать Библию… Но ведь там было и еще что-то? От Педера пахло костром, который они жгли на Иванов день. Или костром пахло от нее самой? Ну конечно! Костер! Он в этом году был необычно большой.
— Педер, это костер? Да? — хотела спросить Карна. Кажется, у нее это не получилось. Но Педер обнимал ее. И без конца повторял, что она жива.
Начали лопаться стекла. Зазвенели осколки. До них донесся сердитый голос Олаисена, в нем слышались слезы.
— Помоги мне выйти отсюда! — попросила наконец Карна.
Сперва Педер замотал головой, но потом уступил и вынес ее во двор.
Первым Вениамин увидел Вилфреда Олаисена, который, потрясая кулаками, требовал, чтобы Ханна вышла из горящего дома. Смотреть на это было страшно. Безумие. Пламя. Но не смотреть он не мог!
Вдруг Вениамин обнаружил, что среди людей нет Анны. Он ходил от одного к другому, глаза застлал туман.
— Анна?
Олаисен молча обнял его.
— Анна! — крикнул Вениамин.
— Она там! Уже поздно… — рыдал Олаисен.
Вениамин вырвался и побежал к горящему дому. Жар огня сбил его с ног. Он так и остался лежать, уткнувшись лицом в прохладную траву, его заполнил свежий аромат клевера и почвы.
Карна пыталась произнести нужные слова. Слова Стине. Они помогли бы Олаисену вызвать из дома Ханну.
Нужно было встать. Но она не могла. Лишь цеплялась, хватая ртом воздух, за сваю, на которой стояла голубятня. Голоса у нее не было.
Если бы Педер был рядом, он поддержал бы ее, чтобы она не тратила столько сил на то, чтобы встать на ноги. Но он пытался увести Олаисена прочь от огня.
Пришлось справляться самой. Она открыла рот. Вздохнула. Тяжелый дым заполнил тело. Она закашлялась и опять схватилась за сваю. Наконец она одолела себя, и к ней вернулся голос. Этот псалом Анна пела в церкви.
Когда б я вся звучала…
Голос снова пропал, и ей пришлось начать сначала. Зато теперь голос звучал лучше. Он летел прямо к гудящему костру:
Когда б я вся звучала
Лишь песнею одной
И громко повторяла
Небесных звуков строй,
Я не смогла б воздать
Достойными хватами
За Божью Благодать!
Когда я вспоминаю
О юности своей,
Когда перебираю
События тех дней,
Сквозь пыль своих дорог
Я вижу с изумлением,
Как Бог меня берег!
Пусть бьет источник жизни,
Нам освежая грудь,
Пусть свет Иной Отчизны
Нам освещает путь
С начала до конца,
Чтоб мы нашли дорогу
К объятиям Отца!
Допев этот псалом, Карна запела другой. Псалмы приходили сами собой.
Сара и мальчики встали на колени. Хриплый, нетвердый голос Юхана поддержал Карну. Люди только этого и ждали. Нестройный хор летел к огню. Безумные крики Олаисена стихли.
Глава 20
У маленькой шлюпки Карны были красивые шпангоуты и изящный корпус. Грести на ней было легко, и ее легко было вытаскивать на берег. Шлюпку Карне подарила бабушка, ее построили на верфи Олаисена.
В тот день на ней был необычный гребец. Анна теперь умела грести, но она еще никогда не заплывала так далеко.
Она уже давно перестала смеяться и даже не заметила этого. Она только гребла. Если на то пошло, она гребла в открытое море с первого дня, как приехала в Рейнснес. Но раньше она этого не понимала.
Лодка лежала на берегу. Ждала за камнями. Оставалось только столкнуть ее в воду и сесть в нее. Теперь же на руках у Анны были водяные мозоли, и берег был далеко. Но она этого не замечала.
Она ждала ветра. Наверное, ждать осталось уже недолго. Солнце дрожало высоко в небе. Поверхность моря была похожа на масло.
Время от времени она ощущала под лодкой волны. В них была сила. Они несли и манили ее. Анна подняла весла и отдыхала. Ей было приятно. Здесь, вдали от берега, она не слышала шума волн. В такой день он был не слышен.
Камни и берег остались далеко позади. Слышался легкий шорох. Но ветра не ощущалось. Может, он был в ней самой?
Держась за борта лодки, Анна выпрямилась. Почувствовала глубину под ногами. Вечное движение моря.
Раньше оно всегда немного пугало ее. Но не сегодня.
Она наклонилась за веслами. Снова выпрямилась. И, вынув уключины из гнезд, одно за другим пустила весла в море. Они почти беззвучно коснулись поверхности воды, прошуршав по обшивке.
Теперь Анна была свободна. Она распустила волосы, уронив шпильки в воду. Легкие, они мгновение держались на поверхности и исчезли.
Наконец явился долгожданный ветер. Он растрепал ее волосы и холодком проник под платье. Поверхность моря посерела и ожила. Постепенно. Часть за частью. Далеко впереди. Не грозно, не сильно. Скорее, ласково.
Приняв решение, Анна подняла глаза на берег. Закрыла их, снова открыла.
Она больше не чувствовала боли. Боль прошла. Все прошло. Ей было больно не от того, что случилось недавно. А от того, что случилось раньше. Очень давно. Она просто не хотела понимать этого.
Она построила свою жизнь на том, чего не было. Впрочем, так поступают многие. Но ее это не устраивало. Это было мелко. Слишком мелко…
На фоне зелени белели дома. Но они больше не имели к ней отношения. Это была чужая усадьба. Солнце бросало на крышу молнии. Одну за другой. Это было так красиво, что Анна невольно залюбовалась.
Неужели ей и сейчас еще хочется, чтобы все оказалось таким, каким представлялось ей до этого дня?
