— У вас много предрассудков о судах и женщинах? — спросила Анна.
— Я бы не стал называть предрассудками все, чего нельзя объяснить, — насмешливо сказал Андерс. — Твоя мать, Вениамин, тоже рассказывала о плаваниях. Ты помнишь?
— Дина?.. — Вениамин запнулся, увидев лицо Андерса. С него как будто стерлись глаза и губы.
Андерс медленно наклонился, достал из кармана часы и посмотрел на них. Во время обеда!
Воцарилась тишина. Анна сразу уловила неловкость.
— Как вкусно! — воскликнула она, пытаясь поймать взгляд Вениамина.
— Пятно! — воскликнул он.
Она взглянула на свое платье.
— У тебя на руке родимое пятно!.. — чуть не с торжеством объявил он. Отложив прибор, он наклонился к Анне и прикоснулся пальцем к ее пятну с таким видом, точно поставил трудный диагноз.
Анна растерялась.
Наконец ему удалось отчетливо увидеть ее всю целиком. На другой стороне стола.
Он втянул в себя воздух и выдохнул его через нос. И опять втянул, не снимая пальца с маленького коричневого бугорка.
Андерс снова принялся за еду.
— Наша Олине — лучшая кухарка в приходе! — объявил он.
Ему никто не ответил. Анна не шевелила рукой. Нежная краска залила ей лицо и шею.
Вениамин еще ниже наклонился к ней через стол. Он даже привстал и согнул спину. Подняв ее руку, он внимательно рассматривал родимое пятно.
— Потом я еще раз посмотрю его, — сказал он и отпустил руку Анны.
В тот вечер Андерс рано лег спать.
Динино пианино стояло в столовой. Анна откинула чехол.
— Какой чудесный инструмент! — Она взяла несколько аккордов и тут же скривилась: — Оно совершенно расстроено.
— Я знаю. — Вениамин был пристыжен.
— На нем никто не играет?
— Завтра же пошлю за настройщиком. Мне следовало раньше об этом подумать. — Он стоял, засунув руки в карманы.
Анна закрыла пианино чехлом.
— На нем играла только твоя мать?
— Сара тоже немного играла.
— Сара?
— Дочь Фомы и Стине.
Анна кивнула. Она познакомилась с ними на берегу, но их было так много. Она не запомнила всех. Не поняла, кто из них был прислугой, а кто — родственниками.
За обедом выяснилось, что членами семьи были только Андерс и маленькая Карна.
— Наверное, если я стану на нем играть, это всколыхнет воспоминания?
— О чем?
— О твоей матери.
— Когда это было!..
Он сам слышал, что это звучит неубедительно.
— Может, мне начать учить Карну?
— Она еще мала для этого.
— Чем раньше, тем лучше.
— Что ж, если она захочет, было бы неплохо.
Он хотел снова наполнить ее рюмку. Вопросительно улыбнулся. Но она отрицательно покачала головой.
— Давай прогуляемся перед сном? — предложила она. — Так светло. Трудно поверить, что уже поздно.
Они шли через сад мимо беседки.
— Как романтично! — воскликнула Анна и заглянула внутрь.
— Дина любила по ночам пить здесь вино, если ей не спалось. Я не видел ничего романтичного… когда находил ее с пустой бутылкой и недокуренными сигарами.
Это прозвучало более горько, чем ему хотелось бы.
— Ей было так трудно?
Он насторожился, но весело ответил:
— Рейнснес — неподходящее место для таких женщин, как Дина. Да и для таких, как ты, наверное, тоже?
Анна шла немного впереди него, она обернулась:
— Это предупреждение?
— О чем?
Она остановилась. Белый песок из ракушечника поскрипывал у нее под ногами.
— Как бы там ни было, а я все-таки приехала в Рейнснес. Можно было бы все сказать ей сейчас. Повод был подходящий. Хочет ли она тут остаться? Или ей мало того, что он может ей предложить? Ведь здесь, в Нурланде, он всего-навсего знахарь.
Лицо, обращенное к нему, выглядело таким беззащитным.
Он вообще не мог говорить. Не смел к ней прикоснуться. Боялся отпугнуть. Чувствовал себя горой, которая чуть не обрушила лавину камней на что-то очень хрупкое.
— Ты хочешь что-то сказать мне?
«Как ей удается быть такой спокойной?» — подумал он, глядя на ее нос. Это было самое безопасное.
— Я рад, что Рейнснес кажется тебе романтичным.
— Я приехала не только затем, чтобы увидеть Нурланд.
— Правда?
— Меня заставили приехать твои письма. Ты считаешь, что это неприлично?
— Нет, смело.
— Почему?
— Ты забыла, что я дикарь с Северного полюса?
— Который цитирует Песнь Песней Соломона. — Анна улыбнулась.
Они прошли несколько шагов. Она снова обернулась к нему:
— Почему ты писал мне?
Он быстро подумал: надо сказать ей правду! Сказать, что его лишили лицензии. Нет, только не сейчас!
— Я не мог потерять тебя. Хотел занимать в твоих мыслях хоть маленькое местечко. Письма можно читать и перечитывать. Каждое письмо можно перечитывать без конца. Я думал так: даже если она выйдет замуж и нарожает кучу детей, она все равно сможет иногда писать мне и ее муж не найдет в этом ничего подозрительного. Ведь я всего лишь неопасный друг, живущий так далеко. Друг юности. Пусть идут годы, думал я, у меня есть ее письма. А мысли, о которых она не решается писать, потому что не хочет никого обидеть, я все равно читаю между строк. И никто не в силах отнять у меня мои мечты.
Он замолчал, потому что она отвернулась в сторону.
Они дошли до пакгаузов. Долго смотрели на чаек и гаг, находившихся под опекой Стине. Птенцы уже вылупились, и матери пытались заманить их в воду.
— Тут все похоже на сказку! — Анна глубоко вздохнула.
От ее слов Вениамина обдало жаром:
— А чего ты ждала?
— Не знаю. Наверное, холода… Подумать только, уже почти полночь, а солнце светит, как днем! Я читала про это. Но другое дело — увидеть все своими глазами.
Вениамин захотел показать ей, как солнце поворачивает с вечера на утро, минуя ночь. С бугра, на котором стоит флагшток. Он так спешил, что Анна не поспевала за ним.
На Купальском лугу он замедлил шаг и подождал ее. Она шла навстречу свету, все было залито красным и фиолетовым. Из-за яркого света ее тонкое платье казалось прозрачным.
Господь Бог позолотил Анну и зажег огнем ее волосы. И Вениамин думал, что если ему все равно предстоит умереть, то лучше всего умереть сейчас, глядя, как она идет ему навстречу.
