Всю ночь Ханна сидела над платьем для сестры Вилфреда Олаисена, а наутро собрала вещи, взяла Исаака и поехала со Стине в Рейнснес.
Считалось, что Стине привезла помощницу для Олине, потому что в доме были важные гости. Это было понятно всем.
К тому же Ханна не случайный человек. У нее своя комната в большом доме. Стена к стене с комнатой, которую теперь занимал Вениамин. Таким образом она могла следить за ним и днем, и ночью.
Только увидев Ханну в столовой, Вениамин понял: он все время надеялся, что она не приедет в Рейнснес. Во всяком случае, без его приглашения. Что ей здесь делать?
Ему захотелось провалиться сквозь землю.
Они с Анной только что позавтракали, и Бергльот убирала со стола. Как только Ханна вошла в столовую, Бергльот ушла в буфетную и больше не показывалась.
Лишь после ее ухода Вениамин сообразил, что поведение Бергльот было необычным. Почему она не вернулась из буфетной?
Он встал и представил женщин друг другу:
— Это Ханна! Ханна Хервик! Я тебе говорил о ней. А это фрёкен Анна Ангер!
Анна встала, Женщины пожали друг другу руки и обменялись словами вежливости.
— Мы с Ханной все равно что брат и сестра, вместе росли, вместе учились читать и писать.
— Вы дочь Стине и Фомы? — мягко спросила Анна.
— Нет, мой отец умер, а потом уже мама вышла замуж за Фому.
Анна кивнула:
— А теперь вы вместе с сыном живете в Страндстедете?
— Да. Я овдовела. У меня маленькая швейная мастерская, или даже не знаю, как это назвать.
— Вы шьете? Как интересно!
Ханна закатила глаза к потолку и сухо сказала:
— Ничего интересного, это бессонные ночи и исколотые пальцы.
— Наверное, вам лучше перейти на «ты», — как бы между прочим предложил Вениамин.
Анна взглянула на него. Он не понял ее взгляда. Ему стало неловко. Ладно, будь что будет. Ему приходилось думать о них обеих.
— Да, пожалуй, так будет лучше, — вежливо согласилась Анна.
— Я не против, — сказала Ханна таким тоном, который означал, что она задета.
Дальше, по мнению Вениамина, все шло неплохо, пока он не сообразил, что Ханна останется в Рейнснесе и будет помогать Олине до отъезда Анны.
Его охватил гнев, но он понимал, что в этом вопросе решение было за женщинами. Им не требовалось даже советоваться с ним.
Одно неосторожное слово с его стороны могло вызвать взрыв. И тогда Анна все поняла бы.
Поняла бы, что бросила цивилизацию и Копенгаген лишь затем, чтобы убедиться: Вениамин Грёнэльв как был бабником, так им и остался. И что зря она не вышла замуж за того шотландца. Или он был англичанином?
Анна поддерживала разговор. Она с интересом расспрашивала о Страндстедете и различиях между швами. Отвечая ей, Ханна оценивала соперницу. Платье, волосы, руки. Словно хотела понять, какие у Анны преимущества. Или что Вениамин в ней нашел.
От бешенства Вениамин лишился дара речи и предоставил разговор им. Постепенно он стал прислушиваться к словам женщин. Сравнивал их. Видел воспитанность и вежливый интерес Анны. И сдержанную неприязнь Ханны, которую Анна не позволяла себе замечать.
Он сложил салфетку. Она приятно холодила влажные ладони.
От него больше ничего не зависело.
И пока он украдкой наблюдал за женщинами, его вдруг обдало жаром. Кто сказал, что не дозволено любить сразу двух женщин и не чувствовать при этом никаких угрызений совести?
Андерс напомнил Анне, что она собиралась на днях съездить с ним в Страндстедет. Ханна тут же предложила поехать с ними и все показать Анне.
Анна приняла предложение.
Вениамину казалось, что он смотрит плохую пьесу.
Ранний обед, за столом четверо. И ребенок. Совсем не то, что представлял себе Вениамин. Хотя он уже не помнил, было ли у него в мыслях что-то определенное.
Так, глупые мечты. Поздние обеды вдвоем с Анной после того, как Карна уже ляжет спать. Долгое сидение за столом. Вино. Разговоры о том, чего он не мог открыть никому все эти годы. Прогулки, как в первый вечер. Может, даже вино в беседке? Анна должна была всем восхищаться. Должна была заставить его увидеть Рейнснес новыми глазами.
И второй этаж должен был принадлежать только им!
Он слышал, как Ханна ворочается за стеной. Значит, и она слышит его. Она стала его тюремщиком. Паучихой, поджидавшей, что его слепые грехи однажды ночью залетят в ее сети.
А напротив через коридор на его кровати спала Анна.
Какое было у Ханны лицо, когда она узнала, что Анне отдали залу! С каким нескрываемым отчаянием смотрела она на него!
Интересно, заметила ли это Анна?
«Мы с Ханной все равно что брат и сестра», — сказал он Анне. Ханна не возразила. В тот раз не возразила.
На другой день во время завтрака Бергльот сказала, что за доктором срочно прислали из Сундета.
Молодой парень упал с крыши прачечной, он не может ни двигаться, ни говорить.
Вениамин тут же поспешно вышел из столовой, как всегда, когда за ним присылали. Схватил с полки в прихожей свой чемоданчик и прыгнул в лодку, не успев ни о чем подумать. Только поставив парус и почувствовав, как ветер треплет ему волосы, он сообразил, что ушел из дома, не сказав Анне ни слова. Ее это должно было удивить.
Парень умер на руках у Вениамина. Он был единственным сыном вдовы, которая работала у Фомы на вялении рыбы. Вениамин остался с ней до вечера.
Женщина тупо смотрела вдаль. Иногда ее бил озноб. Потом она успокаивалась и снова сидела неподвижно с пустым выражением лица и сухими глазами.
— Я дам тебе снотворного, чтобы ты заснула, — сказал Вениамин и вспомнил, что последний раз говорил эти слова Ханне.
Женщина не ответила ему.
— Постарайся… поплачь… Надо поплакать. — Он заботливо обнял ее.
Но она была вне досягаемости. Ее дочь, напротив, громко рыдала. Пришла соседка. Она обмыла покойника, обрядила его и ушла.
Из-под савана виднелись только босые ноги да светлые вьющиеся волосы.
Вениамин снова был в Дюббеле. Все стихло. Пушки. Приказы. Крики. Солдаты, зовущие маму. Брань. Запах запекшейся крови. Карна сидела, прижав к груди голову молодого солдата. Просто была с ним. Как и он сейчас здесь.
На обратном пути не существовало ничего, кроме моря, солнца и его самого. Чистого, соленого запаха. Смолы на белых и зеленых досках. Ветра не было, и ему пришлось взяться за весла. Это помогло.
Анна сидела у пианино, на его крышке лежали раскрытые ноты.
