— Ладно, мне пора встать.
— Я затем и пришла.
— А я думал, из-за яиц!
— Нет… Надо было что-то рассказать, чтобы ты проснулся.
Он на руках отнес ее вниз. Хотя оба считали, для этого она уже слишком большая.
— Но если ты так хочешь, — великодушно разрешила она.
Анна села к пианино, чтобы поиграть до того, как подадут обед. Собрались гости, хозяева и служанки. Двери и окна были открыты.
Карна стояла возле пианино и водила пальцем по гладкой поверхности. Глаза ее перебегали с лица Анны на ее пальцы на клавишах.
«Патетическая соната» Бетховена захватила всех.
Юлиус Линд не скрывал, что он ценитель музыки. Олаисен сидел в кресле, засунув большие пальцы в проймы жилета, лицо было поднято к потолку. Его грудной клетке мог позавидовать любой мужчина, за пухлыми красивыми губами белели безупречные зубы.
Ханна с непроницаемым видом стояла за пустым стулом, держа Исаака за руку. Красное летнее платье подчеркивало ее красоту. Фасон был взят из журнала, присланного из Христиании. Платье она шила по ночам, отрывая время у сна.
Анна была в белом, сшитом на заказ платье.
Вениамин видел разницу. Но гордость Ханны тронула его.
У Исаака текло из носа. Ханна быстро нагнулась, вытерла ему нос и строго поглядела на него.
Андерс не видел Анну, потому что всю комнату заполнила Дина.
Фома слушал музыку, не выходя из дома. Он уже закончил дела и брился. Вдруг он вздрогнул.
Из пореза на верхней губе потекла кровь.
С пепельно-серым лицом он смотрел на свое отражение.
Вениамин слушал, прислонившись к стене у всех за спиной. Один раз Анна оторвала глаза от нот и взглянула на него.
Карна засунула в рот большой палец, закрыла глаза и крепко прижалась к пианино. Ее тело сотрясал гром. Звуки заполнили ее. Они бились в ней, все сильнее и неистовее.
Пальцы летали над клавишами. Вот они протянулись над ее головой. Выросли. Приблизились. Превратились в угрей. Извиваясь, угри тянулись к ней. Уже не угри, а камни с острыми краями, они царапали ее.
Карна перестала сопротивляться им. Позволила поднять себя к солнцу, и все исчезло в сверкающей черноте.
Вениамин видел, как она упала навзничь. Шум ее падения заглушил музыку. Маленькое тельце изогнулось над полом.
Он тут же оказался рядом и сунул ей в рот два пальца. Острые зубки впились в них. Что-то хрустнуло. Но он стерпел.
Плечи Карны вздрагивали, ноги били по половицам. Лицо покраснело и блестело; пена и кровь — Вениамин надеялся, что это его кровь, — бежали у него по пальцам.
Широко открытыми глазами она смотрела сквозь него.
Анна вскочила, она побледнела, и ее руки замерли в воздухе.
Последних грохочущих звуков в нотах не было. Меж тем они еще звучали в комнате.
Потом их заглушила тишина.
Увидев, что лицо Карны посинело, Вениамин с силой выдернул пальцы из ее зубов, чтобы она могла дышать. Ему показалось, будто он сломал рыбе шею и вытащил внутренности через жабры. Наконец он рванул лиф нарядного платьица Карны, и пуговки запрыгали по полу.
Белые стеклянные пуговки с красным сердечком. Одна подкатилась к новеньким летним туфлям Вилфреда Олаисена и закачалась на месте.
Незаметное подергивание подсказало Вениамину, что Карну сейчас вырвет. Он перевернул ее на бок и услыхал в пустом пространстве собственный голос.
Он звал Карну. Спокойно, ласково, неутомимо.
Глаза ее еще ничего не видели, но тело у него в руках выпрямилось и обмякло. Она затихла и побледнела.
Ни на кого не глядя, Вениамин унес Карну в ее комнату, оба были мокрые от пота.
Покой после припадка всегда приносил облегчение. Так было и на этот раз.
Но Вениамин получил предупреждение. Припадки падучей у Карны могли стать сильнее, чем он предполагал.
У Стине всегда был наготове отвар манжетки. Она тихонько вошла и молча поставила его на стол.
Вениамин не протестовал. Он знал, что Стине дает Карне и более сильные средства, которые плохо сочетались с его лекарствами.
Он обмыл Карну, переодел и сел рядом с ней.
Постепенно она пришла в себя.
— Папа, у тебя кровь. — Это первое, что она сказала.
Он взглянул на свою руку. Она прокусила ему указательный палец.
— Поспи, Карна, у тебя был сильный припадок. — Он смахнул с бледного личика влажные волосы.
— Ты не бойся, руки Ханны не опасные, — пробормотала она.
И забылась тяжелым сном.
Стол накрыли с обычной пышностью, ничего не забыли. Линду и Олаисену приходилось бывать на званых обедах, и они щеголяли перед дамами своей искушенностью.
За столом их было шестеро, Андерс и Вениамин сидели друг против друга в концах стола. Вениамин чувствовал необъяснимое раздражение. Стол не раскладывали, он был небольшой, но Вениамин в своем конце чувствовал себя одиноким.
Он должен был признать, что Олаисен, бесспорно, относится к тем, кого называют настоящими мужчинами. В Нурланде это имело большое значение. А настройщик, как слышал Вениамин, был к тому же еще и знатоком искусств.
Вернувшись в столовую, он заметил, что мужчин удивило его отношение к своим отцовским обязанностям.
Он так и слышал, как они говорят, оставшись одни: «Никто не спорит, припадок был страшный, и Грёнэльв, конечно, доктор, но разве он должен при этом быть еще и нянькой?»
Все молчали. Как молчат, когда на глазах у всех случается что-то неприличное. Вениамин уже сталкивался с таким поведением. Люди пугались припадков Карны и старались не замечать их. Его это возмущало, но он ничего не мог с этим поделать.
Анну посадили ближе к Андерсу. Бесконечно далеко от Вениамина. Наверное, поэтому он и не слышал, спросила ли она о самочувствии Карны.
Ханна же сидела рядом с ним. С другой стороны от нее сидел Олаисен с его огромными ручищами. Он держал их перед тарелкой, словно два редких, выставленных на обозрение предмета. Они говорили: «Вот руки настоящего мужчины! Они-то умеют грести!»
Андерс держал руки под столом. Словно боялся, как бы кто-нибудь, увидев его кулаки-кувалды, не подумал, что он собирается лишить человека жизни.
Впрочем, Олаисен привлекал к себе внимание не только своими ручищами, но и остроумными репликами. И своими планами. Будущее было в его руках, он собирался все поставить на свои места.
Вениамин вспомнил, что при первом знакомстве Олаисен показался ему весьма толковым. Немного наивным, может быть, слишком откровенным и хвастливым. Его пригласили в Рейнснес, потому что он привез настройщика, чтобы Анна могла играть на пианино. Кроме того, он сватается к Ханне и хочет построить пристань.
