— Вы чувствуете призвание к педагогической деятельности, фру Грёнэльв? — спросила она.
— Ну, это слишком сильно сказано. Но мне бы хотелось попробовать. Отец позаботился, чтобы мы с сестрой получили хорошее образование, простите мне такую нескромность. Но я получила его в Копенгагене и не знаю, захотят ли здесь с этим считаться. — Она украдкой глянула на Вениамина.
Он ответил ей предостерегающим взглядом, который говорил: пробст ничего не знает о лишении меня лицензии.
— Но, наверное, у вас много времени занимает хозяйство? Такой большой дом… — снова сказала жена пробста.
Анна покраснела, ей стало неловко.
— Хозяйство идет само собой, у нас хорошие слуги, — быстро сказал Вениамин.
Он впервые услышал, что Анна хотела бы преподавать. И подозревал, что сама она тоже не знала об этом. Однако видеть ее смущение было ему неприятно.
Пробст, полагавший, что венчал беременную невесту, вдруг загорелся:
— Если вы и в самом деле хотите нас облагодетельствовать, думаю, ваш датский не будет служить препятствием. Наш предыдущий учитель был финн норвежского происхождения, он плохо говорил и писал по-норвежски. А ваш датский, фру Грёнэльв, безупречен. И речь идет всего о нескольких неделях перед Рождеством. Наверное, вы смогли бы втолковать детям самое важное из норвежского катехизиса. А счётами пользуются одинаково на всех языках, — с улыбкой заключил он.
К удивлению Вениамина, Анна ответила, что это в ее силах и если только пробст возьмет на себя смелость рекомендовать ее…
— Слава Богу! — вздохнула жена пробста.
Пробст обещал поговорить в школьном комитете. Выбора все равно нет. А какой выбор у несчастных сирот, попавших на воспитание К людям, которые взяли их, движимые не христианским долгом, а желанием приобрести дешевую рабочую силу?
— Но вам придется нелегко! — предупредил он Анну.
— Это меня не пугает! — весело ответила она.
— Когда можно собрать у нас в церкви это заблудшее стадо?
— Когда вам будет удобно.
— Вы доставили мне огромную радость. А вы, доктор? Не возражаете?
У Вениамина не было времени подумать, есть ли у него возражения. Он с улыбкой отрицательно покачал головой.
— Прекрасно! Я извещу школьный комитет. Объясню все обстоятельства. Что я еще хотел сказать? Да! Вы когда-нибудь давали уроки?
— Только уроки музыки.
— Уроки музыки! Правильно, ведь вы очень музыкальны! Но в вашем распоряжении всегда есть псалмодия{Своеобразный способ пения псалмов в форме мелодичной декламации.}.
— Сколько детей будет у меня заниматься? — спросила Анна.
— Пятеро. От десяти до пятнадцати лет. Четверо мальчиков и одна девочка.
— Так, может, нам лучше устроить школу в Рейнснесе? Места у нас много. Есть пианино. Мальчики могли бы спать с работниками, а девочка — со служанками в большом доме.
— Это очень великодушно с вашей стороны. Но посоветуйтесь сначала с мужем. Ведь я даже не знаю, может, кто-нибудь из детей болен паршой или у них вши.
— Уж с этим-то мы справимся, — не совсем уверенно сказал Вениамин — на сегодня этого было слишком много.
Но если Анна готова спасать непросвещенных в Нурланде, то и он тоже готов. Еще до их ухода Анна уже перешла с пробстом на «ты». Вениамин обратил внимание, что пробст сказал: «До свидания, милая Анна», как будто говорил это тысячу раз.
Вскоре их известили о том, что занятия обязательной школы в Рейнснесе будут проходить в течение двух недель в начале ноября. Пятерых учеников следует обеспечить жильем, все необходимое они должны привезти с собой. Пища должна быть простая и сытная.
Фру Анне Грёнэльв, по доброте душевной взявшей на себя эту обязанность, положено вознаграждение в размере двух талеров в неделю.
Пробст лично будет следить, чтобы обучение шло в соответствии с норвежским законом. Он уже имел возможность убедиться, что язык фру Грёнэльв будет понятен ученикам и что она обладает солидными знаниями в требуемых дисциплинах.
Анна прибежала, радостно размахивая письмом, и с торжеством бросила его на стол перед Вениамином и Андерсом.
Вениамин прочитал письмо вслух.
— Неплохо. Но доктор ведь еще не знает, что за дети приедут к нему в усадьбу, — заметил Андерс.
— Двоих я уже заставил основательно вымыться, чтобы избавиться от вшей. — Вениамин насмешливо взглянул на Анну.
— Тогда главное, чтобы мы не разорились на их питании, — снова сказал Андерс.
— Но ведь они привезут еду с собой, — возразила Анна.
— Я знаю Бергльот, она не допустит, чтобы каждый из них ел свой заплесневелый хлеб, — сказал Андерс.
— Но мне заплатят четыре талера и еще деньги на продукты. Да и пробудут они здесь всего две недели!
— Конечно, конечно. — Андерс больше не возражал. Он считал Анну единственным безупречным человеком в Рейнснесе и из одного уважения соглашался почти со всем, что она говорила.
Сара помогла Анне наладить школу для четырех чужих мальчиков, которые спали вместе с работниками, и девочки по имени Матильда, которая всегда молчала, не поднимая глаз, и только делала реверанс. Чулки у нее были такие рваные, что Стине тут же связала ей новые.
Это была обязательная школа. Карне разрешили посещать занятия при условии, что она будет сидеть тихо. Занятия проходили в людской. Под гудение печки Анна спрашивала уроки у этих чужих детей, рассказывала им что-нибудь, пела или читала вслух.
Она говорила так медленно и внятно, что можно было бы заснуть, но неожиданно что-то менялось, и дети боялись пропустить хотя бы слово из ее рассказа.
Карна слушала, как Анна и Сара готовились к очередным занятиям. Анна училась правильно произносить норвежские слова, встречавшиеся в учебнике.
— Ты очень способная! — похвалила ее Сара.
Фома с Андерсом улыбнулись, а Сара перевела разговор на Матильду, которая отказывалась говорить.
— Думаю, она просто не умеет читать, — огорченно сказала Анна.
— Умеет, она каждый день читает. Я сама видела, когда заходила в людскую. Никто не читает столько, сколько она.
— Почему же она не отвечает, когда я ее спрашиваю на уроке?
— Ты спрашиваешь, например, сколько людей Бог создал вначале. А по-моему, лучше попросить ее прочитать, что об этом написано в книге.
— Зачем? Она должна не читать, а помнить это наизусть.
Сара вздохнула и посмотрела на папу и Андерса, словно хотела заручиться их поддержкой. Но их это не интересовало. Они были заняты своими делами.
— Матильда боится рассказывать, ей кажется, что она ничего не знает. Но если ты велишь ей прочитать по книге, она перестанет сомневаться в своих знаниях.
