Вениамин нашел это забавным. Так же как и барскую веранду с цветными стеклами и флюгером на коньке крыши.
Ханна больше не шила для людей, теперь она наносила визиты. Очень редко она приезжала и в Рейнснес. С корзиной и чемоданом, набитыми всевозможными подарками для Стине и Фомы.
Вениамина и Анну она не предупреждала заранее о своем приезде.
Однажды в июне Ханна оказалась последней посетительницей в приемной у доктора.
Вениамин вежливо пригласил ее в кабинет.
Когда она встала и подошла к нему, он почувствовал стеснение в груди. Дверь закрылась, и Вениамин поверх ширмы глянул в окно, чтобы убедиться, что там никто не стоит. Почему? Ведь он знал, что в кабинет заглянуть невозможно. И все-таки ему стало тревожно, словно в приходе Ханны к нему в качестве пациентки было что-то предосудительное.
Он заставил себя подойти к умывальнику и, как обычно, вымыть руки. Вытирая их, он лихорадочно придумывал, что сказать.
— Чем могу служить? — спросил он.
Она нервно теребила ридикюль.
— Со мной все в порядке, я не…
Она замолчала.
Вениамин пытался угадать причину ее нерешительности. Что она не решается рассказать ему? Он украдкой наблюдал за ней. Обычное, что случается с молодыми женами? Но в таком случае она напрасно пришла к нему — это не болезнь.
— Ты поедешь сегодня в Рейнснес? Я бы хотела поехать с тобой.
Меньше всего он ожидал услышать такую просьбу. Нет, тут дело в чем-то другом. Что же она боится доверить ему?
Они не виделись с самой Пасхи. С тех пор Ханна посвежела и поздоровела. Значит, он не ошибся в своих догадках. Ему стало неприятно.
Золотистая кожа Ханны слепила ему глаза. Костюм туго облегал грудь.
Поехать с ним домой? Ради Бога. Но по пути ему надо заглянуть в Вику к больному и проверить, не воспалился ли у него шов.
— Как бы хорошо ты ни шил, а дикое мясо все равно нарастает, — объяснил он.
Ничего страшного, у нее с собой рукоделие. Она присмотрит за лодкой, пока он будет у больного.
Ханна улыбнулась и спросила, когда ей быть готовой.
— Сейчас и поедем, если тебя гонит в Рейнснес только тоска по дому, — ответил он.
Она покраснела, но промолчала.
Вениамин хотел помочь Ханне нести корзину, но она отказалась от его помощи.
Тем не менее он забрал у нее корзину и спросил про Исаака.
— Спасибо, мой муж и Исаак здоровы.
Голос ее звучал тихо. Словно она боялась, что кто-нибудь, притаившийся в придорожной канаве, может услышать ее.
Когда дома Страндстедета были уже позади, Вениамин набрался смелости и спросил:
— А ты сама? Как тебе живется, Ханна?
— Спасибо, хорошо, — не сразу ответила она.
— Выглядишь ты великолепно!
Она покосилась на него и быстро проговорила:
— Мы ждем ребенка.
Не она, а мы! Это было сказано с торжеством. А может, с презрением? Кто знает?
Конечно, она ждала ребенка. Это было видно по ней. Вениамин кашлянул и улыбнулся.
Ханна была такая маленькая. Рядом с ней он всегда чувствовал себя высоким и крупным. Теперь их заслоняли пакгаузы. На мокрой дороге никого не было. Вениамин решил, что может пожать ей руку и пожелать счастья.
Но все-таки подождал, пока они не дошли до его лодки.
— Экспедитор, наверное, счастлив? — спросил он и, поставив корзину в лодку, положил руку ей на плечо.
— Счастлив? Конечно.
Он надел рукавицы, чтобы не попортить руки, пока возится с лодкой.
— Два месяца?
— Четыре.
Он кивнул и взялся за борт. От толчка лодка скользнула в воду. Он повис на ней, кляня себя за неуклюжесть:.
Ханна хотела пройти к лодке по воде, но Вениамин удержал ее и поднял на руки.
Он твердо стоял на скользких камнях. От вспыхнувшего желания ему стало трудно дышать, и он прижал Ханну к себе крепче, чем ему хотелось. Все было как в тумане. Ее дыхание щекотало ему щеку.
Она обвила руками его шею, как раньше. Когда же это было? Кто хоть что-то знает о времени?
Он не шевелился. Лодка отплывала и снова возвращалась к его ногам. Лодка — время, бьющееся о его ноги. Ханна была легкая как перышко! Знакомая золотистая птичка, улетевшая от него и ставшая чужой.
Он держал ее на руках. Как когда-то давно. В сене. На поле. На чердаке. В конюшне. В одном из чуланов большого дома. И последний раз — в ее комнате.
— Отпусти меня, — сказала она, крепко держась за него.
Он послушался, и она разжала руки.
Но они уже перестали быть чужими.
Дул свежий западный ветер, лодка шла быстро.
Вениамин протянул Ханне свою куртку из тюленьей кожи, она закуталась в нее и замерла на носу лодки.
Подходя к Вике, Вениамин изменил курс, и ветер ударил им в борт. Он достал запасной парус и дал его Ханне, чтобы она закуталась в него. Но она уже промокла.
— Тебе не страшно? — крикнул он ей с кормы.
Она помотала головой.
— Я сглупил, нельзя было так резко менять курс, — сказал он уже у берега.
— А как же иначе? — возразила Ханна.
Когда он вернулся от больного, Ханна сидела на ящике и смотрела на море. Волосы под шляпкой растрепались. Ветер трепал одну прядь, и она металась черной полоской на фоне тревожного неба.
Она сняла чулки, чтобы высушить их на ветру. От них на камне остались мокрые полосы. Когда Вениамин подошел к ней, она спрятала покрасневшие ступни под юбку.
Его охватило бессилие. Захотелось встать перед ней на колени и спрятать ее ступни в своих ладонях, Засунуть их под рубашку, согреть.
Ханна надела чулки, башмаки и сама прыгнула в лодку с ближайшего камня.
Когда они завернули за мыс, ветер задул с правого борта. Вениамин понял, что им придется несладко. Ни цвет, ни сила волн не предвещали добра.
Он крикнул Ханне, что поведет лодку вдоль берега и между островами, несмотря на то что это потребует больше времени.
Ее ответа он не расслышал.
Он хотел поставить лодку поперек волны, но не успел, и волна обрушилась на них. Задохнувшись от ледяной воды, он почувствовал, что промок до нитки.
Ханна съежилась и крепко вцепилась в борт. Теперь внимание Вениамина было поглощено только лодкой.
Начался дождь. Он то падал отвесно, то ветер гнал его почти горизонтально. К дождю примешивались волны. Ледяные, неумолимые.
