Лодка пошла быстрее, то проваливаясь между волнами, то, подобно неуправляемому корыту, снова взбираясь на гребень.
Вениамин решил пристать к берегу, но не сумел повернуть лодку. Некоторое время ему с трудом удавалось только вести ее с волны на волну. Потом он быстро изменил курс и направил лодку к ближайшему островку. С грехом пополам это у него получилось. Нос лодки с силой ударился в прибрежные камни. Вениамин выскочил в воду и с очередной волной вытащил лодку на берег. Ханна тоже спрыгнула с лодки и помогла ему. Тяжело дыша, они держались за борт.
Зубы у Ханны стучали, руки тряслись.
— Боже мой, Ханна, как ты? — простонал он.
Она не ответила.
Поставив лодку между двумя камнями, Вениамин вынул из нее корзину, свой чемоданчик, лежавший на дне балласт и попытался перевернуть ее килем вверх.
Ханна помогала ему с другой стороны. Она знала, что следует делать. Скамейки упали, и нос лодки стукнулся о землю, из отверстий для уключин побежала вода.
Они положили лодку на камни так, чтобы под нее можно было подлезть. Вениамин постелил на землю запасной парус и знаком показал Ханне, чтобы она заползла внутрь.
— Сними мокрую одежду, — сказал он.
Она вся сжалась, обхватив руками колени.
— У тебя в корзине найдется что-нибудь сухое?
Он вдруг понял, что она не хочет переодеваться у него на глазах.
— Я отвернусь.
Она не ответила.
— Будь благоразумна! — Негнущимися пальцами он начал расстегивать пуговицы на ее куртке.
Она не шевелилась, только дрожала.
Тогда он сорвал с себя мокрый свитер, рубашку и высунулся из-под лодки. Дождь лупил по его голой спине, но он в злости только мотал головой. Он уже хотел совсем выбраться наружу и оставить Ханну одну, как почувствовал на спине ее руку, ледяную и влажную.
— Ты дурачок, — донесся до него ее голос.
Прошло немного времени — вечность, секунда. Кто знает, черт побери, как ведут себя в таких случаях. Не оборачиваясь, он снова залез под лодку.
— Ну? — спросил он, зубы у него стучали.
Ханна как будто проснулась. Порылась в своей корзине, нашла рубашку, блузку, еще что-то.
Полулежа, полустоя на коленях под низким сводом лодки, она стала раздеваться, снимая с себя одну вещь за другой.
Вениамин пытался отвести взгляд.
Она выжимала волосы, словно надоевшую тряпку. То совсем рядом с ним, то где-то в сумраке пылали ее глаза — фосфорическое свечение в черной пучине. Они молили и требовали.
Почему Ханна сняла с себя все? Почему, снимая вещь за вещью, не заменяла их тут же сухими? Почему?
Она не успела прикоснуться к сухой одежде, как он потерял рассудок.
Они лежали на твердом и влажном ложе, как можно дальше отодвинувшись друг от друга. Но когда ночной холод безжалостно всадил в них свои зубы, он придвинулся к ней и укрыл их обоих всем, что нашлось под рукой.
— Только бы ты не простудилась, — прошептал он.
Но вот утреннее солнце упало ему на лицо, и он понял, что в будущем эта ночь может им обоим стоить больше, чем они смогут оплатить.
— Отвези меня домой в Страндстедет, — попросила Ханна, уже сидя в лодке.
Он промолчал и ни о чем не спросил.
— Высадишь меня в бухте к западу от церкви.
— Почему? Ведь оттуда тебе далеко до дому.
— Он может увидеть нас, — чуть слышно ответила она.
— Ханна, люди видели, как мы садились в лодку. Мы не виноваты, что разыгралась буря. — Вениамин заставил себя улыбнуться.
Ведь они шли к лодке мимо стольких домов, мимо стольких окоп!
— Все равно, я не хочу, чтобы нас видели вместе.
— Ты жалеешь, что поехала со мной?
Прошло немного времени. Кто, черт побери, хоть что-то знает о времени? Пока не поймет, что уже слишком поздно.
— Нисколько, даже если я теперь из-за этого умру от родов!
Она плюнула вслед своим словам, словно произнесла заклятие. Ее глаза были бездонны. Темные волосы стянуты в тугой узел и прикрыты шляпкой, высокие скулы блестели.
Обезумевшие чайки дрались из-за рыбы. Солнцу лишь изредка удавалось прорваться сквозь возмущенное небо. Ветер был попутный, как на заказ, чтобы добраться до бухты за церковью.
— Если я снова забеременею, ты встретишься со мной опять? Как теперь? — спросила Ханна.
Он не сразу понял смысл ее слов. У нее покраснела даже шея, но она упрямо не сводила с него глаз.
— Если ты снова забеременеешь? Что ты хочешь этим сказать?
— Я не хочу зачинать своих детей в блуде. Только я одна должна расплачиваться за свой грех.
Он долго пытался придумать ответ, в котором не было бы лжи.
— Нет, Ханна, больше нет! Но я ни в чем не раскаиваюсь.
Не подходя к берегу, он закрепил руль и перелез к ней на корму.
— Ханна, ты мне не чужая. Посмотри мне в глаза!
Они молча приникли друг к другу.
По пути домой Вениамином овладел страх.
Неужели Ханна все подстроила? Испортила репутацию и ему, и себе? А он? Выходит, он только ждал случая? Или — что еще хуже — ему следовало жениться на Ханне?
Анна не находила себе места от тревоги. Но стоило из-за бугра с флагштоком показаться его лодке, как ее тревога сменилась необузданной радостью.
Она накинула шаль и, смеясь сквозь слезы, бросилась ему навстречу.
Он обнял ее, но это был не он. Другой. Этот другой мужчина смотрел на нее со стороны и удивлялся, как она похудела.
Он же успокоил Вениамина — вряд ли это случилось за одну ночь.
А может, все объяснялось тем, что он все еще обнимал другую женщину?
Вениамину не хотелось думать об этом, но его мучила беспомощность от сознания, что он даже не заметил, как похудела Анна.
— Ты насквозь мокрый! — испуганно воскликнула она. — Я боялась, что ты утонул!
— Нет, обошлось и на этот раз. Но уж теперь я непременно займусь дорогой через горы, — пробормотал он.
Вечером, лежа рядом с Анной в кровати с пологом, Вениамин рассказал ей о непогоде, о ночи под лодкой, и после его рассказа все как будто очистилось.
Ханны там не было. Поэтому он даже не упомянул о ней.
— Как тебе одному удалось перевернуть лодку? — воскликнула она.
Этот другой посмотрел на Анну, поцеловал ее в нос, погладил по голове. И этот другой не испытывал ни малейших угрызений совести из-за того, что все обошлось без осложнений.
