— Правда? Французские. Я себя побаловала. Люблю духи. Чувствую себя счастливой, когда подушусь.
— Могу представить, что ты чувствуешь себя счастливой большую часть времени.
Роксанна наклонилась к нему, кулон качнулся вперед, чуть приоткрылась соблазнительная ложбинка.
— Да? И почему ты так думаешь?
— В тебе все об этом говорит. То, как ты восприняла верховую езду, например. Сразу ее полюбила.
— Да, верно. Когда скачешь и ветер бьет в лицо, чувствуешь себя такой свободной! Как чудесно, должно быть, иметь свою собственную лошадь, каждый раз скакать на одной и той же. Думаю, что всадник и лошадь близко узнают друг друга, как друзья.
— Это так, — серьезно подтвердил Клайв. — Может, когда-нибудь у тебя будет своя лошадь.
— Надеюсь. Как бифштекс?
— Вкусно. В самый раз.
— А картофель? Не жирный?
— Нет-нет, все чудесно.
— Я рада, потому что чувствую себя ответственной за то, что притащила тебя сюда. Мне было бы очень грустно, если бы я испортила тебе вечер.
— Испортила? Да я прекрасно провожу время, Роксанна. Знаешь, у меня такое ощущение, что я видел тебя раньше. Не могу вспомнить, где и когда, но у меня хорошая память на лица, и, разумеется, такое лицо, как твое, мужчины запоминают. Мы когда-нибудь встречались?
— Я не помню. Но все равно спасибо, Клайв. Ты очень любезен.
Медленный танец сменился зажигательным ритмом, и Роксанна бросила взгляд на танцующих.
— Ты только посмотри вон на ту пару! Как они танцуют! Хотела бы я уметь так же. Люблю танцевать, — сказала она, притопывая ногой.
— Рад бы угодить, но я, по правде говоря, очень редко танцую. Почти никогда. Боюсь, я отдавлю тебе все ноги.
— Ничего, я выдержу.
— Кроме того, я не представляю, как мы будем смотреться вместе. Я слишком маленького роста для тебя.
— Правда? Я не заметила. В любом случае — какая разница?
— Женщины не любят мужчин ниже себя. Не любят с ними танцевать, — поправился он.
— А какое отношение рост имеет к танцам и к чему бы то ни было? Наполеон был невысоким, а женщины сходили по нему с ума. Идем потанцуем.
— Хорошо, только тебе придется учить меня, — сказал он.
— Тут нечему учить. Все танцуют как хотят. Просто расслабься и двигайся под музыку как вздумается. Смотри на меня.
Она стала извиваться в такт музыке, помогая себе руками и покачивая бедрами. Подбодрила Клайва:
— Вот так можно, Клайв. Подходи ко мне. Так, бери меня за руку, поверни. Верно. У тебя хорошо получается, ты способный ученик. — Она улыбнулась. Ее оживленное лицо светилось радостью. — Думал, не получится, да? Кто сказал, что ты не умеешь танцевать? — Она снова улыбнулась. — Ну что, весело?
Клайву действительно было весело. Никто его здесь не знал, никто не будет потом сплетничать, как глупо он, должно быть, выглядел, подпрыгивая и кружась в своем темно-синем костюме и строгом полосатом галстуке. Кровь у него кипела. Он чувствовал себя хорошо. Он расслабился.
И вдруг раскашлялся, приступ напал на него во время поворота, и Клайв споткнулся, у него перехватило дыхание. Ему пришлось вернуться на место и отдышаться, хватая ртом воздух. Встревоженная Роксанна последовала за ним.
— Что случилось? Ты нормально себя чувствуешь?
Он кивнул, вытирая выступившие слезы, не в состоянии говорить, и указал на пепельницу, полную окурков.
— А, вот в чем причина! — И когда кашель наконец стих, она серьезно проговорила: — Послушай, бросай-ка ты это! Ты пробовал зашиться?
Он кивнул:
— Я перепробовал все, никакого толку. Меня пытается вразумить вся моя семья, и я знаю, что они правы, но не хочу их слушать. Терпеть не могу, когда мне читают нотации.
— Ладно, я больше не скажу ни слова. — Роксанна серьезно на него посмотрела. — У тебя только отец и братья, да?
— Родной брат один. И кузен, который вырос в нашем доме, так что он как брат.
— Это здорово. И вы все ладите между собой. Как хорошо!
— Почему ты так думаешь?
— Ну, вы же все вместе управляете бизнесом, поэтому я и подумала, что вы хорошо ладите.
— Да, конечно, достаточно хорошо ладим, хотя они на меня не похожи. Или, лучше сказать, я на них не похож. Я неудачник. Они — нет. Особенно мой брат. Он красивый, популярный, путешествует, играет, развлекается. Не то что я.
Дотянувшись через стол, Роксанна коснулась руки Клайва.
— Это очень печально.
— Нет, реалистично.
— Люди разные, Клайв. Ты очень привлекательный. При желании ты тоже можешь путешествовать, можешь играть, но это все обычно, ты — другой и можешь развлекаться, как тебе угодно, совсем по-другому. Я столько о тебе слышала, о твоих необыкновенных математических способностях, я действительно этим восхищаюсь. Мне никогда не давалась математика. А ты, наверное, мог бы стать светилом в Гарварде или где-нибудь еще, преподавал бы…
— Кто тебе это сказал?
— Я… ты знаешь, говорили в какой-то компании, — поспешно объяснила она. — Даже до таких низов, как отдел отправки, доходят вести сверху. Безобидные слухи, не больше. В твоем случае — комплименты.
— Какая ты милая, Роксанна.
— Да что ты, спасибо, но то же можно сказать и о тебе.
— С тобой я чувствую себя свободно. Могу говорить с тобой, как будто знаю тебя сто лет.
— Я рада, Клайв.
— Надеюсь, мы сможем часто видеться.
— В любое время. Это честь для меня.
— Не говори так. Считай, что у тебя появился друг.
— Я уже это чувствую.
— Не хочешь завтра пропустить верховую езду и поехать вместо этого со мной за город? Я покажу тебе коттедж, который строю в Ред-Хилле.
— Но твоя семья… Я не поеду, если там будет кто-то из твоих.
— Почему? Какая разница?
— Не знаю. Мне будет неловко.
— Кто-кто, а ты, Роксанна, должна чувствовать себя свободно в любом месте.
— Ничего не могу поделать. Я поеду, если только ты пообещаешь мне, что там больше никого не будет.
— Обещаю. Отец в Бостоне, а Йен на свадьбе своей свояченицы.
— Тогда ладно. Я поеду. С удовольствием.
— Хорошо. Я заеду за тобой завтра часов в двенадцать. Наряжаться не нужно. И надень кроссовки. Коттедж стоит в лесу.
Среди дубов, которым, по словам Клайва, было не меньше семидесяти пяти лет, а то и все сто, был заложен фундамент будущего дома и пока что возведены две стены. Вытащив из отделения для перчаток чертеж, он увлеченно рассказывал, каким будет коттедж.
