Салли заставила себя вернуться к другим проблемам.
— Твои права? Ты имеешь в виду выкуп акций?
— Да, до последнего доллара и цента. Он заплатит.
— Он не имеет к этому никакого отношения. Он оставил все Йену, Клайву и Дэну. Он даже не выскажет своего мнения.
— Конечно, не выскажет. Он меня боится. Единственное, что дает мне некоторое удовлетворение, — мысль о том, что всю свою жизнь он прожил в страхе.
— Но ведь это шантаж.
— Можно и так назвать.
— А остальные члены семьи, молодые люди, как ты их называешь? Что, по-твоему, ты сделаешь с ними?
— Ничем не могу помочь.
«Значит, ты погубишь всех нас, чтобы отомстить ему», — подумала Салли. И подумала о трудах Дэна, его гордости и удовлетворении от управления крупной старой компанией.
И все же как винить ее… если это правда?
— Меня в дрожь бросает при мысли, что нужно снова войти в тот дом. В ту спальню. Столовую с портретом Люсиль. В большую кладовку с бельем, где я сидела, спрятавшись за висевшей на веревке скатертью. Я была так напугана, что сидела, не издавая ни звука.
В мозгу Салли мгновенно вспыхнула картина: прошлое лето, ребенок, спрятавшийся под роялем, за тяжелой оконной шторой…
— У меня никогда не было настоящих любовных отношений с мужчиной, даже с тем, которого я люблю. Меня до сих пор мучают ночные кошмары.
Ночные кошмары. Крик, несущийся по коридору: «Мама! Мама!»
Аманда снова подошла к окну, посмотрела на улицу.
— Снегопад не ослабевает. Мне лучше уже ехать в гостиницу.
— Думаю, да, — согласилась Салли, не делая попытки остановить ее.
— Я испортила вам день. Мне действительно очень жаль, Салли. Не очень-то приятная история.
— Да, неприятная.
Они еще стояли на верхней площадке лестницы, когда услышали музыку карусели. Должно быть, Тина вернулась к себе в комнату.
Аманда остановилась, вцепившись в перила.
— Возможно, мне не следует этого говорить… — начала она.
— Скажите! — резко выкрикнула Салли. — Скажите, что бы это ни было!
— Хорошо. Вы сказали, что эту вещь вам подарил Оливер?
Салли почувствовала, что сейчас упадет, и покрепче ухватилась за перила.
— Не помню, что я сказала. Это был подарок Тине из «Боярышника». Мы подумали, что от Клайва. Он обожает нашу дочь. Он подарил ей пони, — проговорила она непослушным языком.
— Серебряная карусель — музейный экспонат. Странный подарок для ребенка.
— Она… ей понравилась. Тина сказала, что хочет карусель.
Аманда пристально посмотрела на Салли.
— Советую вам проследить за этим, Салли. Да, проследите.
Не успела парадная дверь закрыться, как Салли ринулась наверх, но приказала себе не паниковать и, замедлив шаги, подошла к двери, из-за которой доносилось позвякивание карусели.
— Пора купаться. — Она сказала это бодро и легко. Все должно быть естественно, если ты хочешь узнать правду, нельзя ни давить, ни торопиться, ни пугать.
— Нет! — отрезала Тина. — Не хочу.
— Но на улице холодно, а в горячей ванне будет очень приятно.
— Нет, я сказала.
Противница подкупа, Салли все же проворковала:
— А в папином кабинете лежит новая коробка конфет, и ты можешь взять две штучки, если будешь вести себя хорошо и искупаешься.
Коробка была доставлена, Тина взяла свои две конфеты и позволила матери раздеть себя. Руки Салли тряслись, когда она снимала с девочки красивые розовые трусики, еще один подарок Хэппи, сажала Тину в ванну, поливала ее водой и терла мочалкой. Материнские глаза внимательно изучали тело ребенка, выискивая какие-нибудь знаки. Но можно многое сделать, не оставив следов…
Салли едва не задыхалась от гнева и отвращения. «Оливер Грей, если ты хоть что-то сделал с моим ребенком, клянусь, я тебя убью… Но это же абсурд! Аманда Грей, должно быть, ненормальная. А если нет?»
— Ты просила кого-нибудь подарить тебе карусель, Тина? — начала она.
— Я хотела ее. Ты хочешь ее у меня отобрать?
— Конечно, нет. Просто хотела узнать, кто мог сказать, что ты ее получишь.
— Оливер. Значит, он ее заберет? — со страхом спросила Тина.
— Зачем ему забирать карусель?
— Не знаю. Но он это сделает.
— Что сделает?
— Заберет ее, я сказала! — в нетерпении крикнула Тина.
Надо действовать постепенно, держаться очень спокойно. Вынув Тину из ванны, Салли завернула девочку в полотенце и села на табуретку, чтобы расчесать ей волосы.
— Знаешь, что я думаю про тебя? Думаю, у тебя есть секрет, — весело сказала она.
— Нет, нету. — В глазах Тины мелькнул страх, но она тут же опустила их.
— Знаешь, иногда я не понимаю твоих поступков. Например, помнишь, когда кто-то из детей случайно наступил тебе на руку в садике? Так ты ничего нам не рассказала, хотя на руке у тебя была большая ссадина.
Тина молчала. С ощущением, что погружается во все более глубокие воды, Салли осторожно продолжила:
— А потом в один прекрасный день появилась карусель. Ты расплакалась и не сказала мне почему. Непонятно, подумала я. Такой красивый подарок, а Тина плачет. Но может, на самом деле она тебе не понравилась? Может, есть какая-то причина?
— Она мне нравится, нравится! — закричала девочка. — Ты не заберешь ее. Он сказал, что ты заберешь, если…
— Он? Кто так сказал?
— Дядя Оливер. Он сказал, что ты ее заберешь, если я скажу.
— А что ты скажешь, Тина?
— Ты знаешь, что делает дядя Оливер?
Салли покачала головой:
— Нет. Расскажи мне.
— Снимает трусики и трогает меня. И если я расскажу, он скажет, что я плохая девочка, делаю плохие вещи, а ты меня накажешь.
«Держись, не показывай виду, что ее слова словно нож в сердце!»
— Это секрет, а теперь я тебе сказала!
Салли обняла дочь, шепча:
— Нет-нет, все в порядке. Ты ничего плохого не делаешь, Тина. Это он делает плохие вещи. — И несмотря на всю свою решимость сохранять выдержку, Салли расплакалась.
— Мама, почему ты плачешь?
— Потому что очень тебя люблю… Ты наша хорошая девочка. Ты самая лучшая девочка в мире.
«О, Аманда, прости, что сомневалась в твоих словах!»
— Ты больше не должна об этом думать, потому что больше никто не прикоснется к тебе подобным образом. Ты не должна позволять. Ты знаешь это? Ты же много раз слышала об этом от папы, няни и меня.
