«Прекрати, — приказала она себе. — Ты слишком возбуждена. Скажи это спокойно, а потом постарайся навсегда стереть это из ее памяти… если сможешь. Если когда-нибудь сможешь».
— Ты никому не должна позволять снимать с себя одежду или трогать тебя, Тина. Ну а теперь идем ужинать.
Погода была отвратительная, снег продолжал валить, а ветер кружил его. До Ред-Хилла оставалось еще добрых тридцать пять миль — на север и вверх по узкой, извилистой дороге. На завтра обещали серьезную метель, но до завтра оставалось всего несколько часов.
Надо собраться с мыслями. Разум застилает одна кровавая пелена ярости. Она не представляет, что скажет, когда доберется до Ред-Хилла. Надо сосредоточиться, чтобы туда добраться.
Было едва только семь вечера, но машин на дороге было мало, люди спешили укрыться в своих домах. Медленно ползли минуты. Салли посмотрела на спидометр: тридцать пять, сорок пять, пятьдесят. Автомобиль опасно заскользил по дороге. Салли опомнилась и снизила скорость.
Домов по сторонам дороги становилось все меньше, расстояние между ними — все больше. Это был лес, здесь жили уже только те, кто предпочитал настоящее уединение и обитал в старых хибарах, или богатые горожане, чьи дома скрывались в конце подъездных дорожек за воротами, которые зимой всегда бывали закрыты, за исключением нескольких праздничных дней.
Высокие ворота Ред-Хилла между двух каменных столбов стояли сейчас открытыми. Салли свернула. Проезжая мимо нового коттеджа Клайва, она с сожалением подумала о своих подозрениях и черных мыслях в его адрес.
Густой слой снега засыпал ее куртку, пока она прошла небольшое расстояние от автомобиля к парадному входу. Звоня в дверь, она все еще не знала, что скажет.
К удивлению Салли, дверь открыл сам Оливер. Джентльмен в бархатной домашней куртке не открывает дверь лично! Брови Оливера удивленно поползли вверх.
— Салли! Ты приехала одна? Что такое? С Дэном все в порядке?
— Да, он вернется завтра.
— Ты меня напугала. Ты говорила, что приедешь с Дэном, поэтому я тебя не ожидал. И в такую погоду! Что ж, проходи к огню. Камин у меня разгорелся на славу. В самый раз для такого вечера.
Вслед за хозяином она прошла в большую центральную комнату, где были развешаны охотничьи трофеи, а над камином красовалось изображение этого самого дома, которое они подарили ему на прошлый день рождения. Диваны и кресла накрыты индейскими одеялами. На длинном столе лежат разные металлические предметы, статуэтки, старые пистолеты и латунные кубки — память о прошлых теннисных турнирах.
— Я все время чищу эти экспонаты, — объяснил он. — Мне нравится делать это самому. Прекрасное занятие для одинокого вечера, ты не находишь?
Она не отвечала, просто стояла и смотрела на него. Как будто не замечая этого, он продолжал чистить, полировать и говорить:
— В доме нет никого, кроме одного работника. Кухарка придет завтра утром со сладким. Она считает, что моя плита не подходит для выпечки кондитерских изделий. Не знаю почему, но, с другой стороны, я ничего не понимаю в работе кондитера. Садись же, — сказал он, поскольку Салли так и стояла — в куртке, шапке и перчатках. — Раздевайся и расскажи, что приключилось, если приключилось.
— Это не займет много времени, — сказала она.
Он положил ветошь.
— Что случилось, Салли? Что такое?
Она смотрела на него, на серебристые волосы, на красноватый загар, приобретенный на лыжном курорте под Шамони, на сверкающий белый воротничок на фоне черного бархата, слегка удивленный наклон благородной головы. Ум. Обаяние.
— Да что, в конце концов, случилось, Салли?
— Сегодня днем я виделась с Амандой. — Она не планировала начать с Аманды, она вообще ничего не планировала.
Его брови снова взлетели.
— С Амандой? Здесь, в городе?
— Она приехала к нам, хотела повидаться с Дэном. Ее юристы приедут сюда в понедельник.
— А, снова это дело. — Оливер покачал головой. — Как бы мне хотелось, чтобы вы, молодежь, уладили все разногласия. Все это тянется слишком долго. Но я не хочу вмешиваться, Салли. Ты знаешь. Это больше не моя компания…
— Мы уже слышали все это раньше, — перебила она.
Никто никогда не перебивал Оливера, не позволял себе говорить с ним грубо, и он изумился. Когда же Салли даже бровью не повела, он продолжил:
— А как Аманда?
— А что ты ожидаешь после того, что ты с ней сделал?
— Я сделал? Я тебя не понимаю.
— Ты меня понимаешь, Оливер. — Она вспотела, голова накалилась, и Салли сделала глубокий вдох. — Ты — исчадие ада, Оливер, дикарь, преступник. Ты — мразь!
Он спокойно спросил:
— Салли, ты уверена, что хорошо себя чувствуешь?
— Ты имеешь в виду, в своем ли я уме? Да, я в здравом уме, Оливер. А вот как я себя чувствую — это другой вопрос… после того, что ты сделал с Тиной. — Она заплакала и утерла толстой перчаткой слезы. — Я хочу, чтобы ты умер. Чтобы тебя похоронили и забыли.
— Так, Салли, это серьезное заявление. Что все это значит?
— Не надо играть со мной в игры! Ты развращал мою девочку! Снимал с нее одежду, дотрагивался до нее и бог знает что… твои грязные руки на ней! — Голос ее зазвучал пронзительно. — Не играй, Оливер! Врач нам сказала, что именно не так с Тиной, мы ей не поверили, но теперь, когда я услышала все это от моего ребенка… Боже мой!
Оливер кивнул, глаза его излучали терпимость, мудрость, сочувствие.
— Она слишком много смотрит телевизор, Салли. Дело в этом. Все эти отвратительные вещи оказывают на детский разум гораздо более сильное впечатление, чем мы думаем. Я удивлен, что вы разрешаете ей смотреть такие фильмы.
— Мы не разрешаем, и она не смотрит, ты слышишь меня? Она показала мне, что ты делал. В своей невинности, своем неведении — показала мне. Но она знала, что это было плохо. «Я плохая девочка», — говорила она, потому что так сказал ей ты, и… и ты подарил ей эту проклятую карусель, чтобы она молчала. «Это секрет» — вот ее слова. А если она проговорится, ты заберешь карусель. — Теперь голос Салли стал слабым от внезапно охватившего ее изнеможения. — Ублюдок! Мерзкий старик!
— Это самые неприятные слова, какие я слышал в своей жизни, а я слышал их немало.
Он с негодующим видом выпрямился, являя собой олицетворение значительности. Ощущение невозмутимого превосходства, исходившего от него, сводило Салли с ума.
— Ты услышишь гораздо больше, когда тобой займется Аманда. Ее ты тоже развращал. Она рассказала мне, что ты с ней проделывал.
— А, так тут еще и Аманда! Только вот, знаешь, она немного не в себе. Самую малость. Всегда была.
— Аманда в своем уме, хотя если бы она и сошла с ума, неудивительно. Но ты знаешь, что это неправда, и вот почему ты не имеешь своего мнения по этому делу. О, как благородно ты удалился от дел, чтобы «позволить молодежи взять на себя руководство компанией», — передразнила его Салли, — когда на самом деле ты не смеешь задеть Аманду, не смеешь даже приблизиться к ней. Все эти годы ты жил в постоянном страхе из-за нее.
