Роксанна ничего не сказала. Какой смысл говорить ему сейчас правду?
— Ты была так добра ко мне со дня… с тех пор как все это случилось.
— Я и хотела. Это мое искреннее желание.
— Боже, как же тяжела жизнь!..
— Никогда не знаешь, что будет дальше, правда?
— Ты боишься за будущее? Не надо. С тобой все будет хорошо, — сказал он. — Честно.
— Ты правду говорил про кладбище… про то, что умираешь?
— Нет. В гневе люди много чего говорят.
— Я надеюсь, что ты говорил сгоряча, Клайв. Ты слишком молод, чтобы умереть.
— Сдается мне, что наш сосед Сэм Дженкс тоже так про себя думает. Но ему-то всего девяносто один год.
— Кажется, да.
— Ну же, улыбнись. Я не хочу, чтобы ты грустила. Я хочу, чтобы ты осталась здесь, Роксанна. Это твой дом. Если, конечно, ты хочешь остаться.
— Спасибо. Хочу.
— Тогда пойдем вниз. Можем вместе посмотреть новости. Обопрись на мою руку.
— С чем ему повезло, — сказал Дэн, — так это, на удивление, с Роксанной.
Они ехали с воскресным визитом к Клайву. За прошедшую неделю он только один раз приезжал в контору, да и то на полдня.
— Да, — продолжал Дэн, — по первому впечатлению я бы не сказал, что она сделается такой домашней, такой преданной. Она действительно хочет поставить его на ноги. И знаешь, несмотря ни на что, я готов побиться об заклад, что он выкарабкается. Конечно, выглядит он плохо, но чего ожидать после курса химии. Вот смерть Оливера действительно его подкосила. Проклятие! Полиция, похоже, так ничего и не узнала. Даже оружия не нашли.
— Что они сделают, если найдут? — спросила Салли.
— Это зависит от того, где они его найдут, где оно было куплено, было ли выдано на него разрешение, ну и всякое такое.
«Когда я смогу рассказать ему и как? — думала Салли. — Переложить такой груз на его плечи, сделать его фактически соучастником… не могу. Мне так плохо, я не сплю, почти не ем… я больна».
Они проезжали мимо торгового центра, и Салли напомнила себе заехать туда на обратном пути и купить девочкам по маленькому шоколадному сердечку.
«Что будет с ними, если меня разоблачат и посадят в тюрьму? — думала она. — А с Дэном? И с моими несчастными родителями?»
— Меня озадачивает, — говорил Дэн, — что Йен проявляет такое упрямство в отношении этого брака. Он просто игнорирует Роксанну. Это нехорошо. Можно подумать, мы — аристократы и один из нас женился на простолюдинке. Никогда не думал, что он такой сноб.
«Но все это не важно, — думала Салли. — Даже если они и не докопаются до истины — ну вдруг! — Мне всю жизнь придется жить с этой тайной внутри, не менее смертельной, чем та, что таится в теле Клайва». И Салли спросила себя, не тронется ли она в конце концов рассудком и не выкрикнет ли все это где-нибудь в общественном месте — на улице или на рынке, или проговорится во сне?
— Ты такая тихая, — заметил Дэн.
— Так, думаю, — заставила себя улыбнуться Салли.
— Держу пари, ты, как обычно, думала о Тине.
— Я думала о том, — вспомнила она, — что вижу некоторые признаки улучшения.
— Ну-ка перечисли.
— Во-первых, она уже две недели не играет в молчанку. Во-вторых, не так привязана к этой ужасной карусели. А сегодня утром ты сам видел, как она играла в мячик с Сюзанной.
— Зато какой концерт она закатила вчера!
— Улучшение наступает постепенно, Дэн.
Во время их последней встречи доктор Лайл сказала, что не надо разговаривать с Тиной на больную тему. Если ребенок сам упомянет об этом, нужно просто сказать, что плохой человек ушел и она больше никогда его не увидит. Иногда Салли надеялась, что ее проблема разрешится, если Тина сама расскажет Дэну, что произошло. Но Тина об этом не говорила, и может, к лучшему, потому что, услышав такое от ребенка, Дэн точно не поверил бы.
Когда Салли с Дэном вошли в кабинет Клайва, тот полулежал в кресле, ноги его были укрыты клетчатым пледом.
— Этот плед связала Хэппи, — объявила Роксанна. — Она и меня учит вязать, я начала покрывало для гостиной, лимонно-желтое.
Она казалась такой терпеливой с этой своей работой на коленях. Салли вспомнила ее при их первой встрече и свое первое о ней впечатление. Да, она изменилась… и изменения эти поразительны.
Сев полукругом перед больным, они разговаривали на нейтральные темы, избегая любых будоражащих новостей, однако в конце концов Дэн нашел возможным упомянуть о том, что Аманда отозвала свой иск. Он не умел долго на кого-нибудь сердиться, и Салли была несказанно рада, когда Дэн поговорил с сестрой по телефону и спокойно и сердечно поблагодарил ее.
— Хотя я никогда не прощу ей немыслимые обвинения в адрес Оливера, — сказал он тогда Салли, — но этот ее поступок очень достойный.
— А что с ее голосом по поводу продажи леса? — захотел узнать Клайв.
— Она отдает его нам. Ей все равно, что с ним будет.
— А тебе, Дэн?
— Я же говорил — я дал Йену карт-бланш. Пусть хоть этот вопрос не вызовет семейных баталий.
Клайв выпрямился в своем кресле.
— Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал, Дэн, — с чувством произнес он. — Я хочу, чтобы ты проголосовал против продажи.
«Господи, помоги нам, — подумала Салли, услышав глубокий вздох Дэна, — опять все сначала».
— Я бы не хотел этого делать, Клайв, — спокойно проговорил Дэн. — Когда я уступил Йену, я сделал это сознательно. Данный вопрос разрушал нашу фирму, а это неразумно.
— Если ты встанешь на мою сторону, мы выиграем. Если Аманда готова присоединиться к большинству, Йен не сможет победить нас в суде.
— Может — да, а может — нет. Дело не только в фирме, нельзя разбивать семью.
— Но ведь ты же не хочешь, чтобы здесь появились толпы инвесторов со своими бульдозерами, — настаивал Клайв.
— Совершенно верно, но я не хочу брать назад свое слово. Ты же прекрасно знаешь, что мы с Йеном несколько недель не разговаривали. Только смерть твоего отца снова сблизила нас. Так что я не хочу этого делать, Клайв.
Теперь Клайв принялся умолять его:
— Я никогда ни о чем тебя не просил, не так ли, Дэн?
— Нет.
«Как и Дэн тебя», — подумала в защиту мужа Салли.
— Но тогда, если ты в принципе со мной согласен, почему ты потакаешь Йену? Настало время, чтобы мой брат узнал, что он не может получать все, что попадает в поле его зрения, что он не может заграбастать все поправившиеся ему чужие вещи. Время настало! — Клайв умолк и откинулся на спинку кресла, но, оказывается, еще не закончил. — Алчность! — воскликнул он. — Алчность! Вот в чем все дело.
