Когда ушли врачи, а из коридора убрали дюжих охранников, Роксанна с Йеном вышли на улицу, на стоянку.
— Полагаю, — начала она, — тебе интересно, что я собираюсь делать? Я тебе скажу. Я собираюсь отсюда уехать. Так что можешь не беспокоиться, что я буду где-то поблизости. Я хочу никогда больше не видеть этого места. Здесь я чувствую себя грязью.
— Я тоже ощущаю себя не очень-то чистым, — сказал он.
— Нас нельзя сравнивать. Ты хотя бы никогда мне не лгал.
— Не только тебе, но и никому другому.
— Так что для тебя теперь все будет хорошо.
— Только вот ему я уже не смогу сделать ничего хорошего, если вообще когда-либо мог.
— Твои трудности с ним начались давным-давно, в детском саду. Если бы ты не был настолько красивым, он вырос бы другим человеком. Его тело сыграло с ним злую шутку.
«А твое — это дар богов», — думал Йен. Но она потеряла свою власть над ним. Он точно это знал, стоя так близко от нее. Ее роскошные волосы блестели на свету, шея прикрыта шелковым шарфом с узором из фиалок, он чувствовал запах ее духов. Но ничто в нем не откликалось на это.
Он перевел взгляд на ее живот, и она, как обычно быстро, поймала его взгляд и сказала:
— Не тревожься. Я его вдова, так что, естественно, это его ребенок. Он хотел, чтобы это было так. Он был хорошим человеком… просто немного тронулся, когда захотел убить тебя.
— Я знаю.
— Он оставил денег мне и моей сестре. Я собираюсь продать дом и уехать жить во Флориду. Пусть Мишель живет вдали от всяких ссор и пьяницы отца. Можешь порадоваться, что мы больше сюда не вернемся.
Естественно, он не мог отрицать своей радости. Однако к ощущению внутреннего разлада и вины примешивалось сочувствие, и он сказал:
— Я рад, что он обеспечил тебя. Это не так много, как я обещал тебе, если бы мы продали лес, но…
— Ты не станешь продавать лес?
— Нет. Я отозвал сделку.
— Но ведь это огромные деньги? — с любопытством спросила она.
— Я потерял к ним интерес. Я вдруг подумал, что это просто безумие — хотеть так много. Будто пихаешь в себя шесть бифштексов и шесть кусков пирога, когда достаточно одного.
— Ты изменился…
— Да, но сколько пришлось всего пережить!
— Хочешь посмеяться? Я тоже изменилась. Знаешь, я действительно тебя любила, а теперь этого нет. Нет — и все. С трудом верится, но я буду скучать по Клайву.
— Знаю. — Ничего другого в голову не приходило.
— Мы больше не увидимся, разве только в толпе на похоронах, — сказала Роксанна. — Так что скажу теперь и пожму твою руку. Удачи, малыш! Было приятно с тобой познакомиться.
* * *
Они лежали на пляже под ярким солнцем и смотрели на лениво набегающие волны. Все утро Салли не отрывалась от книги, первой, которую она смогла прочитать с декабря. Она снова возвращалась к жизни. Теперь, отложив книгу, Салли принялась размышлять вслух:
— Я все равно до сих пор не понимаю, как Клайв мог дойти до желания убить собственного брата. Вероятно, он действительно сошел с ума.
— Не обязательно, — сказал Дэн.
— Тогда что?
— Э… ничего.
— Ты что-то скрываешь. У тебя таинственный вид.
— Угу.
— В то утро у Клайва вы с Йеном долго разговаривали около гаража. О чем?
— О делах.
— Дэн Грей, я тебе не верю. Ты что-то скрываешь.
— Если есть секрет, Салли, не проси меня его выдать. Я никогда этого не сделаю. Никогда!
Это она знала, потому прекратила расспросы и снова растянулась на полотенце, позволив солнцу прогреть все свои косточки. Внезапно среди этого покоя раздался голос Дэна:
— Ты можешь поверить в то утро, в ту сцену? Это как название книги: «День, который перевернул наш мир».
— Интересно, думала ли хоть раз доктор Лайл, что это я убила Оливера? И у меня все время было ощущение, что и Аманда так думает.
— Теперь они обе знают, что это была не ты.
— Но тогда почему Оливера отбросило к стене, если выстрела не было?
— Думаю, потому что он перепугался. Он понимал, что загнан в угол. О, Салли, а мы собирались в среду пойти к Ларсону, чтобы ты во всем созналась! Как ты страдала, какое мужество проявила! Если с тобой когда-нибудь что-нибудь случится…
— Ничего не случится, милый.
Он сел.
— Давай вернемся в номер. Надо отпраздновать.
— Сейчас только два часа! — рассмеялась она.
— Меня совершенно не волнует, сколько сейчас времени. Давай побежим наперегонки.
Глава 20
Сентябрь 1993 года
Большой дом снова вернулся к жизни. При въезде, на высоком каменном столбе ворот висела табличка с элегантными латунными буквами. На ней значилось: ЭКОЛОГИЧЕСКИЙ МУЗЕЙ И НАУЧНЫЙ ЦЕНТР «БОЯРЫШНИК». В этот тихий воскресный день конца сентября здесь, в зале, где Греи когда-то обедали и ужинали, читали книги и развлекали гостей, проходила церемония открытия. Все места были заняты, гости стояли даже в холле. Оратор за оратором, специалисты из университетов, представители общественности и, наконец, мэр славословили сохранение природы во всем мире, просвещение в этом смысле молодежи и увековечение образа Оливера Грея.
— Он неустанно трудился, и мы все были свидетелями работы этого великого сердца. Этот дом вместе с обширным лесом, который его семья с такой щедростью передает сегодня в дар штату, чтобы он навсегда остался нетронутым, является, среди множества других даров, самым впечатляющим памятником этому человеку.
На стене за спиной у мэра висел портрет Оливера Грея. Салли заметила, насколько точным он был, насколько в нем уловили выражение его лица, которое в одно и то же время могло быть и жестким, и добродушным. Как все сегодня необыкновенно! И когда Салли встретилась с улыбкой Дэна поверх голов Тины и Сюзанны, сидевших между ними, она улыбнулась ему в ответ. Они прошли долгий путь.
После речей толпа рассеялась по дому, чтобы ознакомиться с учебными комнатами и выставочным залом, где были представлены образцы растений и горных пород. На обширной террасе желающим предлагались напитки и закуски, предполагалось, что прием продлится около часа.
Хэппи, цветущая блондинка, выглядела в этот день удивительно хорошо, и Салли ей об этом сказала, добавив:
— Розовый тебе к лицу.
— Прошлогоднее платье, я в него уже не влезу.
Хэппи была беременна и переполнена радостью, потому что носила мальчика.
— Да, после стольких лет… Как я хотела ребенка! А Йен так волнуется, что я его просто не узнаю.
