«Они в Америке разбойники были».
«Ну, ясно. Их самих за проволоку надо… Как у тебя с деньгами — мать дала?»
«Два рубля», — вырвалось у Олега. Вообще-то у него была целая пятерка: два рубля мама дала «на мороженое и кино», а новенькую трешку прислал в письме отец. За три рубля Олег надеялся купить старую, пожелтевшую от соленой океанской воды «Лоцию», в которой все моря, проливы и течения — без нее моряку гибель, — а два рубля ему нужны были на бинокль. Если бы он знал, что Васька спросит про деньги, он бы приготовился и соврал что-нибудь, но тот спросил так неожиданно…
«Слушай, — схватил его Васька за локоть. — За рублевку мы такое с тобой увидим! Куда там кино?»
«А что?» — машинально спросил Олег, лихорадочно соображая, как бы ему отказаться от всего, что бы ни предложил Васька, отказаться и не заработать «жадину-говядину».
Васька воровски стрельнул глазами по окнам: «На Молочнице… Ну где вот моя мать-то работает — два километра отсюда. Так там у Кольки-Жмота в пристройке две бесконвойницы живут — зэчки, которые без охраны, а наверху дырка, так он лестницу приставит, и все видно…»
Васькина таинственная скороговорка сулила какую-то ужасную тайну, на зов которой нельзя было не откликнуться. «А что там?» — невольно понизив голос, спросил Олег.
«Так к ним же солдаты ходят…».
«И что они?»
«Как что?! Не знаешь, что ли, что папка с мамкой ночью делают? А они при свете… Покраснел-то! Как девка!»
Олег отвернулся.
Расправив белоснежные паруса, поскрипывая мачтами, стремительная «Эспаньола» лихо пенит изумрудные воды Карибского моря. Скрестив руки на груди, мужественные бородачи с ятаганами и широкоствольными пистолетами за красными кушаками не спускают с него преданных глаз. «На рею подлеца!» сурово бросает он. «Пощади!» — валяется в ногах у него Васька. «Нет тебе пощады-прощенья во веки веков! Аминь!»
«Ты не обижайся, — тронул его за рукав Васька. — Это я так просто. Ты бы глянул только: обалдеешь, какие они там номера откалывают. А одна, Танька-Дешевка звать, толстая такая и сиськи, как у коровы. Так она и без солдат, выпьет когда, вся голая ходит, в одних чулках, или возьмет и на голову станет: «Я акробаткой работала!» — кричит, а чулки все в дырах. Колька, гад, по полтине с носа дерет, ему и кличка Жмот. Ну? Идем?»
«Не-а», — мотнул головой Олег.
«Сдрейфил? — прищурился Васька. — Очко играет?»
«И не сдрейфил вовсе. Просто мне неинтересно и все».
«Эх ты, сопля!» — Васька презрительно сплюнул и, шагнув на дорогу, смаху пнул консервную банку.
«Вась, — заискивающе позвал Олег. — А ты кем будешь после школы?»
Васька поджал толстые губы и снова сплюнул.
«Офицером, конечно, — снизошел он все-таки. — Как дядя Витя. Он деньгу зашибает что надо, и работенка не пыльная… Слушай! — вдруг загорелся он и шагнул к Олегу. — Займи мне полтину. До субботы верну, сукой быть! Возьму у пахана на кино, он обещал, и верну».
«У меня нет… только рублями», — снова заскучал Олег.
«Так давай рубль. Какая разница? Сдачу я тебе сегодня же верну».
«Я не могу», — смущенно промямлил Олег.
«Ну ты и жмот, ох и жмот! Сразу видать, что городской…».
«Сам ты жмот… Мне бинокль надо купить».
«На кой он тебе хрен? Бинокль!.. Да у нас в магазине за полтора рубля такие бинокли — отсюда Потьму видать».
«Врешь?!»
«Больно надо».
«А где это?»
«В Молочнице. Только тебе все равно не продадут, они для взрослых, у кого паспорт. Но я могу, по блату: мы с продавщицыным сыном во какие кореши, на одной парте сидим. Для тебя так и быть — слетаю».
Олег, нырнув рукой в брючный карман, на ощупь отделил хрусткую трешку… Васька, скользнув глазами по окнам, выхватил деньги и сунул их за пазуху.
«А полтину я тебе в субботу верну. В крайности — в воскресенье», — заверил он.
«А они с ремешком?»
«А как же! С желтым есть и с черным. Тебе с каким?»
«С желтым».
«С желтым так с желтым. Ну, пока — я полетел. Да смотри, матери не проболтайся. Если спросит, скажи: в клуб пошел на бильярде играть. Понял?»
Береза, словно ставшая на голову баба, растопырила толстые, в венозных буграх ноги, сквозь дыры в черных чулках тут и там зияла белая кожа… Олег отвернулся.
«С биноклем все в порядке, но где разыскать старинную «Лоцию»? — задумался он. — Может, написать отцу? Пусть поищет у старых моряков — их там полно, ведь до моря рукой подать до Кандаламши».
* * *
Засучив рукава цветастого платья, тетя Нина топталась у плиты. Пахло жареной картошкой.
«Нагулялся? — обернулась она к двери. — А где же Васька? У калитки ведь сшивался…».
«Он в клуб пошел, играть в бильярд».
«Что же он не пожрамши-то? А ты садись-ка щец похлебай да картошка вот доходит уже, и марш на печь — полы буду мыть. Да и поспи малость — тоже, небось, с утра на ногах-то…».
«Мы в шесть встали, по радио».
«А ты чего же не пошел на бильярде-то?» — дед отложил газету и снял очки.
«Я не умею, дедушка».
«Это ты зря: Бильярд — первейшая штука, кто умеет. В доме офицеров или, скажем, на курорте шушера всякая футболы гоняет, кто посолидней, тот на бильярде. И знакомстве можно свести, и вообще».
«Я в шахматы могу, — похвастался Олег. — Первое место и нашем классе».
«Шахматы — тоже хорошо, но все же не то. Шахматы — игра умственная, увлекся и, глядишь, обыграл ненароком какое ни то начальство — ему и обидно. А в бильярд — ничего, в бильярд не обидно».
Есть ему не хотелось, но из вежливости он кое-как дохлебал миску щей и, пошвырявшись в сковороде с картошкой, вскарабкался на печь.
«И куда эта кобелина провалилась? — услышал он уже засыпая. — Опять нажрется до блевотины».
«К Витьке, небось, заскочил, — успокаивающе пробубнил дед. — Вместе и придут».
«Завтра с утра, — успел подумать Олег, — напишу отцу в Кандаламшу».
* * *
Что-то грохнуло, и он проснулся.
«Он же как есть бродяга!» — выкрикнул дядя Коля.
«И нами вроде как брезгует», — поддержал его дед.
Олег догадался, что сидевший спиной к печи остроплечий мужчина в зеленой рубахе — дядя Витя. На вешалке топорщился его китель с тремя звездочками на погонах.
«Значит, за хозяйственника выходит? — дядя Витя бросил письмо на стол. Рационально».
«Проворуется — к нам на семерку попадет или на первый
[21]
», — рассмеялась тетя Нина.
