— Во какой браток — ирой! — обрадовался лесник. — С им тру-удно! Ему хрест даден!
Отжал пот с праздничного лица и покрутил головой.
Тут поднялся из-за стола худой, долговязый парень-нескладеха, в синей рубахе и в пиджаке, — до этого он лежал на лавке, — отмахнул со лба мешавшие волосы-мочалки и бессмысленно уставился на Карасева:
— Чего такой?..
— Во какой! — так и закачался лесник, показывая белые, как творог, зубы в золотой бороде. — Деньгами оделяет! — крякнул он парню. — Сам к тебе Карасев… господин заводчик… кланяйся! Ему лошадей надоть… ишь у его барышни-то какие… деликатные, голы ножки! Ничего, барышни, мы ругаться не дозволяем…
Карасев дернул плечами, но подумал: не стоит связываться, — и спросил с сомнением уставившегося на него парня:
— Ты, может, сбегаешь? Пятерку бы заработал.
Не сводя вытаращенных глаз, парень нашарил за собой убитого рябчика, показал за ножки и брякнул на стол. Потом опять пошарил, нащупал на стенке ружье, сдернул с гвоздя и свалил на себя картуз.
— Желаете… ружье продаю?..
Карасев безнадежно пожал плечами: все пьяны, на столе бутылка с бурдой, куриные кости, селедки, баранки и красный сахар, — что-то такое празднуют.
— Не желаете… наплевать! — выговорил после раздумья парень.
— Не ночевать же здесь!.. — капризно сказала Зойка. Подобрав под скамейку босые ноги, паинькой сидела
она у печки. На нее глазела рябая баба, в розовой кофте и в красной юбке, подхватив толстые груди. Положив голову на кулачки, высматривал с печки мальчишка, и еще чья-то детская головка выглядывала из-за мальчишки. На лавке, к дверям, стоял сундучок, лежал холщовый мешок и было постлано сено. Прикинув все, Карасев тоскливо послушал, как шумит за стенами лесом и постегивает дождем в окошки.
— Не желаете… наплевать… — повторил парень, возя ружьем.
Баба выхватила у него ружье и сунула под лавку.
— Куда ж им таким… пьяные!
— Шуми не шуми — некому! — отозвался лесник на настойчивое требование Карасева. — Вот браток у меня пришедчи… в моем дому… еще племянничка провожаем завтра, с отсрочки. Конторшшик княжеский! — погрозил он к парню.
— Обязательно… — сказал парень. — И его сиятельства… гоф… гов… менстера… Язык не тово… — растянул он в улыбку рот и замотал головой. — Гоф… гофнейстера! — крикнул он радостно.
— Будет с им толковать… энту сюды зови, чай пить с нами! — сказал солдат, но лесник остановил рассудительно:
— Барышни… им слушать такое не годится.
— Видали барышнев… За мной сама графыня ходила… я у ей руку целовал, она меня… хрестила!
— Не ругайся! — крикнул Карасев.
— А ты што за генерал?! У меня указчиков теперь нету… Пострашней тебя видали… дерьмо какое!
Карасев задрожал щеками, и его лицо пошло пятнами, но поглядел только на солдата.
— А ты, господин Карасев, не шуми… в моем дому! — сказал лесник, и его праздничное лицо похмурилось. — Тут тебе не трахтир. Откудова я тебе лошадей возьму… семь верст в Хруски надоть?..
— Бабу сгоняй, дам пятерку.
— Аи уж сбегать, Максим Семеныч! — всполохнулась баба. — Какие деньги сулят!..
Она сбросила полсапожки, подоткнулась, заголив белые ноги, и скрылась под занавеску, в угол.
— Чисто короли какие… От всего могут откупиться!.. — выругался солдат, с ненавистью глядя на Карасева. — Что тебе наша баба, лошадь?!
Карасев вызывающе поглядел в опухшее, неживое лицо в рыжей щетине, но сейчас же отвел глаза — так было неприятно. А лицо солдата вдруг перекосилось и сморщилось, как от боли; он откинулся в угол и закрыл глаза.
— Прихватило, — понизил голос лесник. — Почки у его сгнили.
Баба вошла в теплой кофте и шали и шмыгнула к двери, но лесник окликнул:
— Марья, постой! Как это так… праздник, у меня браток Василь Семеныч, в моем дому пришедчи… Не желаю!
— Чего ж ломаешься?! — крикнул Карасев.
— А вот… не желаю! Браток вроде как помирать явился… в моем дому… во какое дело… — вдумчиво сказал он, положив на грудь руки и вглядываясь в самовар. — У его ноги водой пошли… как его почитать надо! а?! — поглядел он на Карасева, шагавшего от стола к печке. — Становь опять самовар! — крикнул он дожидавшейся у двери бабе. — Вот тебе сказ! Желаю ему уважение исделать…
Баба сердито сорвала шаль и швырнула на сундучок. В углу задрожала красная занавеска. И в зыбке забился кашлем ребенок.
— У ей дитё… горить-бьется… — хмуро сказал лесник, — а ты деньгами бабу блазнишь… Вот какое ваше… необразование!.. Становь ему опять самовар!!
Карасев принялся доказывать, что завод ждет, может остановиться работа, и тогда всем нагорит. Но лесник не слушал. Он растрогался от своих слов, ухватил солдата и полез целоваться.
— Бра-ток… отпиться тебе надоть… — жалостливо затянул он, наливая солдату из бутылки. — Счас отпустит. Ему хрест даден! — погрозил он пальцем. — В укладочке у него, в баночке… Какие мидали дадены! Барышни, желаете чаю горячего?..
— Ну, что поделаешь! — сказал Карасев Зойке.
Она сверкнула глазами и закинула ногу на ногу, выставив острое колено…
— Не буду я здесь торчать, в вони! Дайте больше и прикажите.
— Те-те-те… барыня-сударыня, чего тебе надомно! — разгульно крикнул лесник, выпив с солдатом, и его лицо стало опять праздничным. — Пей чай горячий!
— Сы-ру ей……… надоть! — сказал солдат. — Они, такие, сы-ыр любют…
Передохнул, оглядел Зойку тусклыми, тяжелыми глазами и облизнул сухие синие губы:
— Какая… зеле-ная!..
— Во какой у меня браток — ирой! — покрутил головой лесник, пощурился и благодушно осклабился на Зойку. — А вы, барышни, не серчайте… мы вам ничего, чего не след, не… дозволяем. А выпимши… это так. А то мы благородно… Лошадки, говорю, заморены… хлеб возют, убирают… народ притомился, спит непокрыто сном… Я деликатно могу сказать… как у меня в дому барышни…
— Ну, хорошо, хорошо, — сказал Карасев. — Ну, хоть бабу пошли, ведь не обижу.
— Эн чего, не оби-жу! — сказал солдат, потирая поясницу. — А можешь ты обидеть?! Не оби-жу!..
Мотавшийся на лавке конторщик — он все раскуривал папироску — вдруг вскинулся и взмахнул руками:
— Не имеют права… в душу его!..
Он было поднялся, но баба ухватила его и посадила.
— Счумел, чумовой… Что с ими сделаешь, — сказала она оторопело. — Вы их, господин, не слушайте.
— Не таким морду набивал… — удушливо выговорил солдат, растирая поясницу. — Что не воюет?! — крикнул он, перекосив лицо. — Почему такой с девками… дознать про его надоть! Какие данный?! ты кто такой, по каким заводам? Счас дознаю…
