Окружной клинический госпиталь.
1988 год.
Он метался, прочно пристёгнутый ремнями к больничной койке.
Тело рвалось, изгибалось, бессознательно требуя свободы. В палату, где ещё
четверо таких же, как он, рвали ремни и вскидывались над белизной простыней,
часто, торопливо входили медсёстры. Позвякивали стеклом и металлом разложенные
на каталках принадлежности.
Ему, содрогающемуся от конвульсий, ежечасно делали уколы,
меняли в капельницах лекарства, но недуг все не отступал.
Казалось, он был безумен. Лицо обезображивали гримасы,
меняющиеся с пугающей быстротой. В широко распахнутых глазах плескалась
пустота, безжизненно отражающая стены палаты, потолок, белые халаты…
Молоденькие медсёстры, заглядывая в жуткую пропасть его зрачков,
испуганно отводили глаза и долго потом плакали в процедурной.
Плакали от сострадания и тревожной тоски. «Какой молодой!
Какой красивый! Эх, если бы встретился мне такой!» — думала каждая, утирая
слезы.
Шёл пятнадцатый день беспамятства.
Утренний обход выглядел необычно. Вопреки традициям, впереди
начальника отделения шёл высокий военный. В петлицах его, вместо привычных
здесь эмблем медика, поблёскивал пугающий символ безопасности — щит и меч.
Толпа белых халатов застыла у изголовья больного.
— Доложите, — коротко приказал предводитель — представитель
КГБ.
— Товарищ генерал, — пряча испуганные глаза, отрапортовал
начальник отделения, — в этой палате разместили четверых. Трое — солдаты
дисциплинарного батальона, из тех, кто напрямую подвергся воздействию
излучателя.
— Что с ними?
— Умерли на третьи сутки после поступления.
Генерал помрачнел.
— В сознание не пришли? — строго поинтересовался он.
— Нет, умерли не приходя в сознание.
— Четвёртый?
— Четвёртый лейтенант, выпускник Рязанского училища ВДВ, ещё
жив.
Начальник отделения кивнул на кровать больного. Генерал
мрачно скользнул глазами по лейтенанту и спросил:
— Во время испытаний он был защищён прибором ДАД-1?
— Да, — подтвердил начальник отделения.
— Каков прогноз?
Начальник отделения замялся.
— Это здоровый сильный молодой организм, — неуверенно сказал
он, — и мы предпринимаем все меры для того, чтобы он выжил. К сожалению,
состояние лейтенанта можно назвать стабильно тяжёлым. Положение осложняется
тем, что нам неизвестно какие именно факторы воздействовали на его организм…
— Вам надлежит считать эти факторы неизвестными, — отрезал
генерал.
В его глазах появилась опасная жёсткость.
— Так точно! — эту жёсткость заметив, вытянулся в струнку
начальник отделения.
Генерал с минуту грустно постоял возле больного и спросил:
— Приходил ли в сознание хоть кто-то из выживших?
— Нет, — ответил начальник отделения. — Мы ведём постоянный
контроль их состояния, поддерживаем работу сердца, но…
— Понятно, — кивнул генерал. — Представьте карту назначений.
Начальник отделения снова вытянулся в струнку:
— Так точно, товарищ генерал.
Генерал удовлетворённо кивнул и снова уставился на бьющегося
в конвульсиях больного. Все смотрели туда. В толпе белых халатов стояла
напряжённая тишина.
— Это последний, из тех, что к вам поступили? — наконец
спросил генерал.
— Так точно.
— Общее количество больных, поступивших с полигона «Гарант»,
сто сорок?
— Так точно, но в живых осталось только восемь. Так что
прогноз…
— Скверно, — мрачно прервал генерал.
И в этот момент больной перестал лихорадочно рваться, зрачки
его утратили пустоту и наполнились смыслом. Он вдруг увидел врачей, больничные
стены…
— Пить… — выдавили потрескавшиеся губы.
Огонь сумасшедшей радости сверкнул в глазах генерала.
— Пить больному! Сок! Виноградный сок! Срочно! —
распорядился он.
Белые халаты растерянно застыли, начальник отделения дал
сестричке знак, та вихрем вынеслась из палаты.
— Всем без исключения выйти, — приказал генерал и пояснил
начальнику отделения: — Мои люди обеспечат уход за этим больным.
— Но, товарищ генерал, — робко попытался возразить тот.
— Выполняйте приказ! — рявкнул генерал. — Ваши полковничьи
погоны не долго удержатся на плечах, если услышу ещё возражения!
Начальник отделения вытянулся в струнку, щёлкнул каблуками и
стремительно покинул палату. Помрачневшие врачи поспешили за ним.
Уже через пять минут в палату вошли медики из свиты
генерала.
— Предпримите все меры, — озадачил их генерал, — чтобы
больной мог пройти испытания по программе номер четыре. Это тот минимум,
которого вы обязаны добиться. Все возможности госпиталя в вашем распоряжении.
Если понадобится что-то сверх того, немедленно доложите. Одновременно готовьте
больного к транспортировке.
С этого момента у дверей палаты заняли круглосуточный пост
вооружённые часовые.
* * *
Через несколько дней генералу доложили, что все восемь
офицеров, выживших после испытания установки «Аист», пришли в себя, но…
Тут же вновь погрузились в беспамятство. Впрочем, теперь уже
спокойное. Двое суток спустя, убедившись, что состояние больных неизменно,
генерал принял решение:
— Готовить больных к транспортировке!
Глава 14
Ранним солнечным утром красная «Альфа Ромео», сияющая свеже
полированными бортами, остановилась у добротного дома сталинской постройки.
Небрежно хлопнув дверцей, высокий элегантный мужчина вышел и, сделав несколько
шагов, вернулся, тщательно проверил заперт ли замок и включена ли сигнализация,
постоял в задумчивости, критически рассматривая машину.
Довольная улыбка осветила его лицо: «Альфа Ромео»
действительно выглядела как новенькая.
«Что ж, — удовлетворённо подумал мужчина, — ремонт стоит тех
денег. Страшно вспомнить, как изуродован был мой любимец.»
Он вошёл в подъезд, поднялся на уже знакомый девятый этаж и
позвонил в квартиру Софьи Адамовны Мархалевой. Как и в первый его приезд, никто
не отозвался, не поспешил открыть дверь.
