Я быстро умножила сто долларов на сорок — получилось четыре
тысячи.
— Ты готова выбросить четыре штуки баксов? — изумилась я.
— Не выбросить, Мама, не выбросить, а заплатить за своё
спокойствие. Немедленно заплатить! Как можно скорей! Ты ещё не видела во что
они превратили мою дачу и, между прочим, пока мы здесь препираемся, продолжают
превращать. Промедление смерти подобно! — взвизгнула Тамарка, видимо вспомнив
жуткую картину, представшую её очам, когда она, жизнью довольная, ступила на
порог своей дачи.
— Согласна, — ответила я, не желая без особой нужды
терроризировать любимую подругу.
Однако ей показалось, что слишком быстро я согласилась.
— Мама, — забеспокоилась Тамарка, — смотри не передумай,
смотри не забудь, ты славишься принципами, ты хозяйка своего слова.
— Правильно, — подтвердила я, — не устаю повторять: как дала
это слово, так обратно и заберу.
— Мама! Ты так не шути! Без ножа меня режешь! Я и без того
боюсь, что ты сразу грохнешься в обморок, как только откроешь калитку в мой
сад. Все знают как ты брезглива.
— Если даром, то да, а за четыре штуки баксов, думаю, любая
дурнота отступит. Короче, вези четыре штуки и не забудь ключи от дачи.
Посмотрим, чем можно тебе помочь.
Тамарка с облегчением вздохнула и попросила:
— Только умоляю, Мама, не тяни.
— Как это не тяни? Я лежу в постели!
— Правильно, попей кофейку и сейчас же поезжай на дачу, все
равно ты на диете, только умойся и причешись — косметика тебя старит.
Единственно тебя прошу, дорогая, бедная моя, ты там сразу не падай…
— Тома, за четыре штуки баксов уж как-нибудь на ногах устою,
— вторично заверила я.
— Спасибо, Мама! Я знаю, ты мужественная женщина! Боже,
какой там бардак! А я в пятницу собиралась устроить пикник, пригласила толпу
коллег. Такие люди! Такие люди! Если приглашение отменю, многие будут
недовольны. Есть и те, которые недовольны уже, но на пикнике я собиралась их
очаровать. Теперь из-за этих котов пикник под угрозой срыва!
— И что тогда? — осведомилась я.
Тамарка со вздохом призналась:
— Охо-хо! Крах! Капут моему бизнесу!
Ах, вот оно что! Оказывается речь идёт не о даче, а уже о
целом бизнесе, который и дачу построил и все остальное…
Мне стало обидно: что же это я за какие-то жалкие четыре
штуки подписалась Тамарку от стада котов избавлять?
— Тома, если речь о бизнесе, то я тоже не лох, чтобы от
котов избавлять тебя даром. Если им по сто долларов, то какое приданное
положишь ты мне?
— Те же сто долларов, — нагло заявила Тамарка, ставя меня на
одну ступеньку с каким-то заурядным котом.
Возражать я не стала, просто повесила трубку. Впрочем и не
рисковала ничем — Тамарка тут же позвонила опять.
— Хорошо, Мама, тебе плачу штуку, — сразу заявила она.
— Замётано, — согласилась я и, прийдя в хорошее расположение
духа, тут же посочувствовала подруге. — Бедная моя Тома, пять штук тебе платить
не жалко? Я бы на твоём месте сложила бы этих тварей в один мешок и в ближайшей
реке утопила.
— Ты живодёрка! — ужаснулась Тамарка, впрочем, тут же и
одумалась. — Поступай, Мама, как знаешь, — сказала она, — только ничего не
рассказывай.
Мне стало смешно. Эта трогательная любительница животных
запросто любому человеку голову открутит, если он случайно на тропу её бизнеса
забредёт, а тут не может справиться со стаей котов.
Белоручка!
Я по-своему веду борьбу с капитализмом — облегчаю мошну
толстосумов везде, где только могу, не считаясь не с привязанностями своими не
с дружескими чувствами. Поэтому с непередаваемым наслаждением смотрела я как
моя любимая подруга Тамарка отслюнявливала пять тысяч долларов.
— Мама, — кладя последнюю купюру на стол, сказала она, —
надеюсь, к вечеру котов на даче не будет?
— Положись на меня, — целуя её в щеку, ответила я. — Сорок
котов просто тьфу в сравнении с моим Санькой, я же легко справляюсь с ним.
* * *
Я мужественная женщина, но то, что довелось увидеть мне, за
пределами любого мужества. Стая грязных ободранных и опасно голодных котов
разбрелась по роскошной Тамаркиной вилле, изгадила её, изгрызла и разодрала
когтями. Вой стоял такой, что не приведи Господи!
О дурном запахе и говорить не хочется.
Больше всего поражало то, что коты ещё чем-то гадили, хотя
их прилипшие к позвоночникам животы вызывали сомнения, ведом ли бедным тварям
вкус пищи. Казалось, их не кормили от рождения.
Я сразу пришла в отчаяние. К тому же Тамарка меня обманула,
котов оказалось гораздо больше — не сорок, а шестьдесят пять.
Как только выяснилось это, я пулей вылетела на улицу,
достала из машины мобильный и, зажимая нос политым духами платочком,
лихорадочно набрала номер телефона Тамарки.
— Тома, — сказала я, — ты должна мне ещё три штуки.
— Три косых? Мама, ты невозможная! — возмутилась Тамарка. —
С чего ты взяла?
— Да с того, что котов не сорок, а семьдесят. Тридцать штук
злокозненно на твоей даче сидят и с нетерпением ждут приданного.
— Семьдесят? Этого не может быть! Когда я считала, их было
сорок.
— Значит расплодились. Если не веришь, приезжай и пересчитай
сама.
Тамарка запаниковала:
— Нет, Мама, пожалуй, поверю. В любое время заезжай ко мне в
офис и забери три штуки.
— А если не будет тебя?
— Оставлю секретарше, но, Мама, креста на тебе нет! Плачу
уже восемь штук! Ты хоть понимаешь, что всего за сто долларов я легко избавлюсь
от этих котов, заплатив их любому бомжу?
— Так что же не заплатишь? — ехидно поинтересовалась я.
— Наверное так и поступлю, — не менее ехидно ответила
Тамарка.
— Что ж, я уезжаю. Пускай твой любой бомж за сотню долларов
радостно потопит несчастных тварей или хуже — бошки им на фиг посвинчивает.
От перспективы такой Тамарке, этой страстной любительнице
животных, сразу стало дурно.
— Мама, ты невозможная! — взревела она.
— Да, бомж котов порешит, а тебя покарает Бог, — невозмутимо
продолжила я. — Подумай сама, что с твоим бизнесом завтра станет, если ты
жмёшься на богоугодных делах, экономишь на беззащитных тварях. Завтра на твоих
удачах начнёт экономить сам Бог, и останутся у тебя в жизни одни неприятности.
