Я запаниковала:
— Дорогой, что делать, если он задумал прилечь в нашей крапиве?
— Вряд ли, — успокоил меня Мишель. — Скорей всего
пристроится с другой стороны бани. Ему же нужно к дороге поближе, чтобы в
случае чего по-быстрому к «Линкольну» смотаться.
Партизан действительно проследовал мимо нас, причём так
близко, что я слышала шум его дыхания.
Отойдя от нас на несколько шагов, он попал между костром и
банькой. Свет луны тоже не касался его. Партизан превратился в тень, бесшумную
и бесплотную. Тень двигалась рывками, проскользнула мимо угла баньки,
опустилась на землю и залегла.
Я прикинула: от партизана до костра было не больше тридцати
метров — пулемёт на полянке выкосит все живое, не исключая мышей и жуков.
Однако и это его не устроило, полежав, партизан выбранную
позицию забраковал и переполз сначала влево, потом чуть вперёд, но остался,
видимо, опять недоволен, потому что прополз ещё метров пять. И все это
абсолютно бесшумно. Наконец он успокоился и затих. Я призадумалась:
«С того места, которое он облюбовал, костёр и пятеро наших
мужей должны быть, как на ладони, что же он ползал так долго? Значит какую-то
определённую цель выбирал?»
Он же совершенно беззвучно (лишь тихо щёлкнули, откидываясь,
сошки пулемёта) пристроил своё оружие, повёл стволом и замер.
Лишь на секунду я глаза отвела, а когда вновь попыталась его
отыскать, не сумела. Он исчез, растворился в ночном пейзаже. Огонь костра и
молочный свет луны лишь накрыли его серебристым газовым покрывалом, пригладили
с травой и кочками.
— И долго он будет так лежать? — прошептала я.
— Пока в прицел не попадёт тот, из-за кого он сюда пришёл, —
ответил Мишель.
Меня немного удивила его уверенность, но вопросов задавать я
не стала, потому что боялась пропустить происходящее на полянке, там
Архангельский, прижав к уху мобильный, орал так, словно собирался докричаться
до собеседника без всякой сотовой связи.
— Господин Папикакис! — гремел он. — Рад вас слышать! О-о!
Нет-нет! Я не растерян, просто не ждал вашего звонка! Да нет, господин
Папикакис, какой сплю! Я вообще за городом! В деревне я! Что? Да ничего! Так, с
компанией сижу, шашлычки кушаю… Кто? Да кенты, ой, простите, друзья мои,
собутыль… По бизнесу коллеги! Бизнес! Бизнес у нас общий, говорю! Какой? Да нет
уже никакого бизнеса, не сложилось опять! Сидим, вот, горюем… Горюем, говорю!
Что? Да! Да! Мы все здесь! И Астров! И Витек! И Даня! Тасик тоже здесь! Что?!!!
Да вы что, господин Папикакис! Рады! Рады будем вам! Клево! Клево!
В этом месте Архангельский так завопил, что я
посочувствовала Папикакису — учитывая качество современной аппаратуры, бедняга
запросто мог оглохнуть.
— Сейчас, сейчас, господин Папикакис, вам расскажут, —
прокричал Архангельский и радостно сообщил компании: — Господин Папикакис хочет
приехать к нам на шашлыки.
— Прямо сейчас? — хором удивились Тася и Пупс.
— Да, прямо сейчас, Женька, расскажи господину Папикакису
как к нам проехать.
Женька бросился объяснять, а мы с Мишелем переглянулись.
— Что за Папикакис такой? — спросил он, будто все предыдущее
не вызывало вопросов.
Я пожала плечами:
— Понятия не имею, но, судя по всему, мужья его знают.
— Очевидно Архангельского новый знакомец, — предположил
Мишель.
— Вот именно! — возмутилась я. — Ещё от старого бизнеса не
отошёл, уже к новому пристраивается и, что удивительно, везёт же Ване на
приключения. Сидел у костра, шашлыки трескал, так нет, Папикакис его нашёл и
сам уже с бизнесом едет. Видел, какие глупые у моих подруг мужики? Страшно мне
за них, просто и не знаю как в Париж ехать.
Мишель (вот же добрая душа) пригорюнился и со вздохом
посетовал:
— Эх, зря они с Папикакисом связываются. Архангельский
русский человек и английской пословицы не знает: бесплатный сыр бывает только в
мышеловке.
Женька, тем временем, трубку Архангельскому вернул и
сообщил:
— Через три часа господин Папикакис к нам в гости будет.
Предложения срочные у него.
И наши мужья, эти простофили, ничего не придумали умней, как
на радостях в пляс пуститься. Обнялись и вокруг конца «Сиртакки» танцуют,
припевая:
— Господин, господин, господин Папикакис, в гости, в гости,
к нам в гости, бизнес, бизнес, бизнес, хочет нам, хочет нам, развернуть,
развернуть.
Ну как тут не разозлиться? Я разозлилась и сказала:
— Вот же придурки.
Мишель испуганно дёрнул меня за рукав и прошипел:
— Тсс!
— Да им сейчас не до нас, — отмахнулась я.
— Им — да, а партизан? Он может нас услышать.
Глава 39
Я поискала глазами партизана и, не найдя его, хотела уже
вернуться к наблюдению за мужьями, но тут мой взгляд случайно на Мишеля упал.
Он насторожённо прислушивался к чему-то, напрягся, к губам палец прижал и в
молочном свете луны был так хорош, что я невольно залюбовалась.
Во сто раз симпатичней показался он мне после этих непутёвых
мужей. Что за чудо, мой Мишель! Ах, как он хорош, мой очаровательный француз.
Кошка, выслеживающая добычу… Нет, тигр!
Я невольно размечталась: «Таким, должно быть, он становится,
когда охотится на лис в полях у своего замка под Парижем.»
Мишель напрягал слух, надо мной же кружило розовое облачко
мечты, обволакивая меня и лаская. В один миг забыла и партизана, с его негодным
пулемётом, и этих непутёвых мужей, пыжащихся у костра от осознания своего ума и
предприимчивости. Все забыла. Вокруг меня была уже не крапива, а просторы
парижского предместья.
Звуки горна! Я мчусь, мчусь в бешеной скачке на вороном
чистокровном коне. Мчусь рядом с красавцем Мишелем. Ветер рвёт с амазонки
газовый шарф, шпоры на изящных охотничьих сапожках колотят в бока вороного. Я
лечу, лечу под звуки охотничьего рожка, а позади свита, и на горизонте в
предзакатной дымке зубчатые стены замка…
Нашего с Мишелем замка…
Моего замка!
— Софи… Слышишь, Софи? Автомобиль…
Ах, как невовремя! Шёпот Мишеля почему-то показался
чрезмерно назойливым. В кои веки разогналась помечтать…
Впрочем, я быстро взяла себя в руки, игнорировать Мишеля
пора ещё не приспела. Если с мужем такое вполне позволительно, то с женихом…
Нет, меня могут не понять.
— Что, любимый?
— Автомобиль, — чуть громче повторил Мишель. — Едет сюда.
