— Ну, что я Роза тебе говорила, — тоном величайших открытий
изрекла она. — Женька там! Натрахался и боевиками обсматривается, негодяй!
Я подумала: «Видела бы она, какими он боевиками
обсматривается, и сама бы наложила полные штаны. Сказать ей что ли, что здесь и
её Даня уже боевиками обсматривается? Как он, кстати, там?»
Я подняла голову и увидела Женьку, несущегося к своей
«тойоте».
— Атас, мужики! — кричал он. — Все в тачку!
Даня, Тася и Пупс на четвереньках стартовали туда же.
Архангельский передвигался ползком.
Гоблины, увидев это, разделились, обходя костёр, и теперь
вели огонь по пулемётчику с двух сторон, одновременно лишая возможности наших
мужей улепетнуть с поля брани. Пулемётчик в долгу не оставался, постреливал в
гоблинов, не давая им приблизиться. Между Женькой и его «тойотой» свистели
пули.
Тамарка же, наговорившись с Розой, снова принялась за меня.
— Мама, ты невозможная! — вопила она. — Сейчас же выключи
телевизор! Нам надо поговорить!
— Тома, я не могу, тут творится такое!
— Мама, ты невозможная! Какое такое? Что может быть важней
нашего разговора?
— Тома, это нельзя передать словами, — прошипела я. —
Перезвони попозже.
— Они там трахаются под боевик, — сообщила Тамарка Розе и
отключилась.
Евгений, тем временем, сообразив, что машина недосягаема,
изменил вектор движения. Теперь он скачками нёсся к баньке. Остальные мужья тут
же, не меняя способа передвижения, последовали его примеру. Под грохот
выстрелов они достигли предбанника. Когда Архангельский последним переполз
заветный порог, дверь за мужьями захлопнулась, и грохот, донёсшийся из баньки,
известил, что они готовятся к осаде.
Гоблины же в наших мужей стрелять и не подумали. Весь огонь
они сосредоточили на злосчастном пулемётчике, который энергично отползал в
сторону леса, активно отстреливаясь. Он был уже совсем близко, что радовать
меня никак не могло.
Вдруг Вован грохотнул автоматной очередью и проорал,
перекрывая могучим басом раскаты выстрелов.
— Кончай палить, братва! У этой падлы патроны кончились!
Пистолет пулемётчика, и правда, перестал отвечать на
выстрелы гоблинов. Канонада стихла.
— Эй, мужик, бросай пушку, — ласково предложил Вован. —
Бросишь, — отбуцкаем, не бросишь, — пристрелим. Выбирай сам!
Я приподнялась, чтобы лучше видеть происходящее и
почувствовала… нежную руку Мишеля. Оказывается, все это время он лежал рядом.
— Софи, не вставай, — попросил он.
Я вспомнила кто зачинщик перестрелки и с жаром зашептала ему
в ухо:
— Как ты мог? Как ты мог, дорогой? Так рисковать моим
благополучием! Ах, представить страшно, что тебя могли убить!
— Я спасал твоего мужа, все согласно русской традиции, —
оправдался Мишель. — Ведь если бы не я, партизан успел бы выстрелить, и кто
знает в кого бы он попал?
— Та настоящий герой! — прошептала я.
И в этот момент снова зазвонил мобильный.
— Мама, ну что? — спросила Тамарка.
— Тома, я занята, — зашипела я.
— Роза, они ещё трахаются, но телевизор уже выключили, —
отчиталась Тамарка и оставила меня в покое.
А гоблины все же услышали звонок.
— Слышь, Вован! — крикнул один из них. — Чей-то мобильный
пищит!
— А и хрен с ним! — ответил Вован. — Не до него щас, а ну,
сгоняйте, бля, в те кусты и поглядите, что там творится.
Я мгновенно погрузилась в крапиву и в это время опять
зазвонил мобильный.
— Мама! Ну что? — нетерпеливо спросила Тамарка.
— Тома, отвяжись, — рассердилась я. — Тут жарко и совсем не
до тебя.
— Мама, вы что, с ума посходили? — закричала Тамарка, но тут
же с мольбой добавила: — Пожалей Евгения, угробишь мужика. Хотя, дай, я сама
его пожалею, скажу ему пару слов.
— Тома, не могу, — прошипела я.
— Почему? — удивилась Тамарка. — Мама, только не ври, что
его там нет.
— Он здесь, — честно призналась я, — но говорить с тобой не
может. И я не могу. Все. Извини. Потом позвоню.
Тамарка как сумасшедшая завопила:
— Когда?
— Минут через десять.
Я отключила телефон и, извиняясь, посмотрела на Мишеля. Он
не отрывал глаз от поляны. Там, в свете костра, гоблины кряхтя и ухая, пинали
ногами распластанного на траве пулемётчика. За этой Тамаркой я не заметила, как
они его отловили.
Когда пулемётчик перестал подавать признаки жизни, гоблины
дружно отёрли пот и успокоились. Вован полез в «Лендровер», вытащил мешок и
зачем-то натянул его на голову полумёртвого пулемётчика. Признаться, я была о
Воване лучшего мнения.
— Зачем он мешок бедняге на голову пристроил? — спросила я у
Мишеля.
— Чтобы тот не видел этих, как ты их называешь?
— Гоблинов, — подсказала я. — Полагаешь, он может видеть?
После всего, что они с ним проделали?
— Я — нет, но гоблины полагают.
Расправившись с пулемётчиком, гоблины расслабились и тут же
обнаружили «сервированный» шашлыками и пивом стол, точнее пень. Не долго думая,
они приступили к трапезе.
— Эй, мужики, — тщательно пережёвывая шашлык, проорал Вован,
— выходи, потолковать надо!
Из баньки не донеслось ни звука, хотя я точно знала как
сильно переживает Архангельский за шашлыки, припасённые для господина
Папикакиса.
Гоблины, не получив ответа, зашевелились, бросили пиво и
подтянулись к баньке.
— Хорош дурить, мужики, — обеспокоено воззвал к закрытой
двери Вован, — говорю же, потолковать нужно. Слышите, мужики?
В ответ тишина.
— Та-ак! — сказал Вован задумчиво. — Братва, а ну быстро
сгоняйте кто-нибудь вокруг баньки, гляньте, нет ли там, бля, окна?
Двое гоблинов сорвались с места, я и Мишель с головой
нырнули в крапиву. Я лежала, едва дыша, и, компенсируя возможность
подглядывать, напряжённо прислушивалась к происходящему.
— Ну чё там? — гаркнул Вован.
— Да ничё! — раздалось у меня над ухом. — Окон нет, а вокруг
обежать нельзя! Тут, бля, одна крапива!
— Давайте тогда сюда! — скомандовал Вован.
По топоту я поняла, что приказание выполнено, и позволила
себе покинуть крапиву. Щека горела, как ошпаренная, но я быстренько прочитала
себе лекцию о пользе крапивы и успокоилась.
