— Просто так «зеленью» в особо крупных размерах никто
швыряться не станет, — сказал он. — Давай, Ваня, колись с кем и о чем ты в
последнее время базарил?
— Я? — изумился Архангельский. — А почему сразу я? Других
вариантов нет что ли?
Евгений скептически уставился на Тасю и Даню, посмотрел в их
кристально честные глазки, перевёл взгляд на задумчиво исследующего просторы
Пупса, и решительно подтвердил:
— Ты, Ваня, ты. Ты у нас самый предприимчивы. Колись
быстрей, пока не вернулись гоблины.
— Да ни сном, ни духом, — возмутился Архангельский. — Я
кроме господина Папикакиса вообще ни с кем серьёзным не говорил.
Женька поразмыслил над ответом и спросил:
— А с кем-нибудь несерьёзным ты о бизнесе нашем толковал?
Колись, колись, Ваня.
— Не, — решительно отмежевался от ответственности за
грядущие неприятности Архангельский. — Не! Осуществлял общее руководство!
— Ясно!
Евгений строго взглянул на Тасю с Даней.
— Колитесь вы, — приказал он.
Тася с Даней заговорили хором.
— Я бабки у Тамары взял…
— Я только ГОСТами…
— Ясно.
Евгений с надеждой взглянул на Пупса.
— Виктор, — проникновенно спросил он, — ты, часом, не
начудил?
— Брось, Женя, — откликнулся Пупс, выплывая из мечтательного
оцепенения. — Ну что такое каждый из нас мог сотворить, чтобы гоблины сами на
этот пенёк пять миллионов долларов положили? Нереально, даже если бы все разом
взялись.
— Так может кто-нибудь за старое взъелся на нас, подумайте,
мужики, — призвал Евгений.
Я возмутилась: «Что он мелет? Кто бы так на меня взъелся,
век благодарила бы!»
Умнющий Пупс ответил за всех.
— Женя, — сказал он, — что можно такое криминальное найти в
нашем прошлом? Лично у меня и всех грехов, что в детстве в глаз соседу Ваське
из рогатки запулил. Васька, правда, стал крутым, но ерунда все это. Не там
ищем.
У костра вновь воцарилось молчание. Пупс был прав. Не могла
с ним не согласиться. Все деяния мужей с их рождения и до этой минуты на пять
«лимонов» баксов никак не тянули. Но чемодан лежал на пне, а мужики сидели, как
пришибленные.
— А может и в самом деле это с прошлой жизнью связано? —
предположил умнющий Пупс и тут же пояснил: — Ну с той, что в эпоху
исторического материализма протекала? Не всегда же мы на мусорной свалке
валялись, наверняка в жизни каждого был такой момент, когда общество в нем
нуждалось.
Мужики ожили, тут у каждого появилась мысль, а то и две, но
в этот приятный момент ожил пулемётчик, о чем сообщил громким вздохом и
безобидным матом.
— Вот у кого спросить надо! — озарился идеей Архангельский.
Он сорвался с места и мигом поставил пулемётчика на ноги:
— Говори, гад, кто ты такой? Зачем в нас стрелял? Кем
подослан?
— Ты хоть мешок с его башки сними, а потом спрашивай, —
вполне разумно посоветовал Даня.
Архангельский последовал совету, стянул с бедняги мешок, —
Женька ахнул:
— Карл!
Пулемётчик насторожённо уставился на мужей и вдруг расцвёл.
— Жека! Жека! — радостно запрыгал он.
— Карлуша! — возликовал Евгений, бросаясь к пулемётчику и
освобождая его руки от пут. — Карлуша!
— Жека! Жека! — торжествовал пулемётчик.
Я дар речи потеряла. Теперь уже вообще ничего не могла
понять. Это какой наглости надо набраться, чтобы сначала на человека с
пулемётом охотиться, а потом так искренне ему радоваться? Хоть бы об этом
Женька подумал.
Женька же, похоже, думать вообще не способен был. Он всем с
гордостью сообщил что это немец, Карл Левин, прозванный Карлушей, эмигрировал в
Германию лет десять назад да и сгинул. И Женька тут же окружил Карлушу заботой,
посадил к столу, то бишь к пню, пива ему налил и хвастливо бросился всем объяснять
в каком училище они с Карлушей учились, как служили и какой Карлуша был герой.
«Почему был? — подумала я. — Он и теперь вполне геройски
пытался всех укокошить.»
Хорошо хоть Ваня опомнился и хвалёному Карлуше задал вопрос.
— А на кого ты шёл с пулемётом? — спросил он.
И Карлуша честно признался:
— На тебя.
Архангельский дар речи потерял, а когда восстановил этот
дар, то тут же неправильно им воспользовался. Ему бы Карлушу в крайнем случае
отругать, он же недоумевать кинулся.
— На меня? — говорит. — На меня?
— Ну ты же Архангельский? — спросил у него наглец Карлуша.
— Ну я.
— Так значит на тебя.
Все озадаченно замолчали, Карл же бросился извинения
приносить, но не Ване, а почему-то Женьке.
— Жека, ты, брат, прости, что так получилось, но не знал я,
что он твой кент. Да я его все равно и не убил бы. Больше недели уже гоняюсь за
ним, а толку нет. Замаялся. Столько дел, столько дел! Не перечесть. Завтра в
Анголу лететь, вчера должен был в Таиланде брата короля убирать, все псу под
хвост. Одна эта ночь у меня осталась и такой прокол, — загоревал Карлуша.
Женька опешил:
— Кем же ты работаешь, дружбан?
— Да киллером, будь я неладен. Я же как приехал в Германию,
так вся жизнь и пошла кувырком. Думал на родину еду, на землю предков, и сразу
попал в дерьмо. Так и маюсь.
— Что ж маешься? — с жалость спросил Евгений.
А я подумала: «А ты ещё поцелуй его за то, что он Марусиного
Ваню пристрелить налаживался!».
— Работы мне не нашлось, — пожалился Карлуша. — Только
киллером, наёмным убийцей. Зато здесь преуспел, даже внесён в международную
картотеку. А что делать? Надо же семью и детушек кормить.
И наши глупые мужья пригорюнились. Я занервничала, ещё
немного и прослезятся добряки, да сами Архангельского придушат, чтобы Карлуше с
его дедушками подмогнуть.
«Чем, олухи, занимаются? — негодовала я. — Всякой фигнёй!
Они пытать фашиста думают?»
Если бы не умный Пупс, то и забыли бы зачем с Карлуши мешок
стянули.
— А почему вы хотели Архангельского убить? Вы, простите, это
знаете? — интеллигентно поинтересовался он.
Карлуша махнул рукой:
— А, дела цэрэушные. Их местные заморочки. Если честно, в
подробности обычно не посвящают меня — убей и все! Но тут случайно кое-что
накопал, правда мало понял, но что понял тем и поделюсь. Короче, была операция
какая-то здесь, в России. То ли «Журавль», то ли «Бусел»…
