Идея социальной революции, уничтожающей капитализм и частную собственность вообще, есть идея западная, как и вообще все более или менее значительные идеи последних столетий. Является западной и идея насильственной формы этой революции и диктатуры пролетариата. Уже к середине XX века стало ясно, что идея социальной революции как революции пролетарской и идея диктатуры пролетариата суть идеи беспочвенные. Но прошло еще несколько десятилетий, прежде чем они изжили себя как идеи действенные.
Я думаю, что идея революционной ломки социального строя западных стран путем восстания "трудящихся масс" снизу никаких шансов на реализацию не имеет. Категорически исключать возможность установления в странах Запада некапиталистического ("социалистического") социального строя нельзя. Но если это произойдет, то либо путем разгрома Запада внешними силами, либо путем решений власть имущих сверху. Впрочем, и такая вероятность пока ничтожно мала.
Обычно в проповедях постреволюционной эпохи фигурируют такие два аргумента: негативный опыт реального коммунизма и отсутствие достаточно мощного слоя, заинтересованного в смене социального строя. К ним можно добавить еще три таких. Во-первых, на Западе научились предотвращать опасные массовые движения и манипулировать возникающими или провоцируемыми так, что попытки повторить коммунистические движения практически обречены априори. Во-вторых, чтобы организовать любое устойчивое массовое движение, необходимы средства, причем немалые. Кто-то должен их финансировать. Кто? Раньше коммунистические страны могли поддерживать коммунистические партии Запада и других стран. Теперь нет ни коммунистических стран, способных на такие траты, ни коммунистических партий, готовых бороться за свержение капитализма. И в-третьих, западнизм сам перехватил инициативу коммунистов в отношении преобразования общества. Разгромив коммунизм на Востоке Европы и отбросив все сдерживающие начала, Запад сам стал обнаруживать черты поверженного противника.
Вторым из упомянутых двух внешних для западнизма как такового факторов его эволюции является процесс интеграции западных стран в более сложные социальные объединения, а также процесс глобализации основных аспектов их жизнедеятельности, породивший сильную тенденцию к образованию глобального общества. Этот процесс выдвигает на первый план государство как орган, регулирующий взаимоотношения своей страны с другими в новом, чрезвычайно сложном и полном конфликтов объединении, а также порождает новые социальные структуры, в которых законы коммунальности приобретают доминирующую силу. Ниже я рассмотрю эту тенденцию подробнее.
ТЕНДЕНЦИЯ К ИНТЕГРАЦИИ ЗАПАДА
"Холодная война" способствовала интеграции Запада. Она не породила тенденцию к интеграции — последняя возникла до войны и имела другие стимулы, — а усилила ее. Но усилила настолько, что появилось новое качество. "Холодная война" была первой совместной операцией Запада глобального масштаба. О Западе как о чем-то едином стало правомерно говорить именно в этот период. Процесс интеграции Запада сложен и противоречив. Он есть часть мирового процесса структурирования человечества. Он еще только начинается. Как он будет проходить дальше и чем кончится, об этом трудно судить. Но некоторые его черты видны уже сейчас.
"ЕВРОПЕЙСКИЙ ДОМ"
Принято датировать возникновение идеи объединенной Европы ("Европейского дома", "Соединенных Штатов Европы" — СШЕ) речью Уинстона Черчилля в 1946 году. В этой речи он говорил об образовании Федерации европейских стран с общим парламентом, общеевропейскими партиями, единым законодательством, едиными судебными органами, единой армией и полицией, единой финансовой системой. Почему-то никто не хочет вспоминать о том, что то же самое высказал Л. Троцкий еще до Первой мировой войны, а Черчилль не прибавил к его идеям ни одного оригинального слова. А В. Ленин в 1915 году расценил идею СШЕ как антиамериканскую и антияпонскую.
Почему именно теперь стала актуальной идея "Европейского дома", в которой некоторые энтузиасты включают даже Сибирь до Владивостока? К этому вынуждает общая ситуация в мире. Идет жестокая борьба за источники сырья и энергии, за рынки сбыта товаров, за сферы приложения капиталов, за жизненное пространство, за дешевую рабочую силу. Западная Европа имеет дело при этом с такими экономическими гигантами, как США и Япония. Идея СШЕ выражает стремление к переделу мира. Так что тенденция к интеграции Запада противоречива. Она одновременно есть и тенденция к расколу мира.
Само собой разумеется, за годы после того, как Троцкий и Ленин дискутировали по поводу идеи СШЕ, в мире многое изменилось. Возник фактор, который был неизвестен Троцкому и Ленину, так как его тогда еще не было. В странах Западной Европы уже сформулировались силы, для которых границы "национальных государств" стали узки.
[170]
Начало складываться сверхобщество по отношению к "национальным государствам". Это предприятия и учреждения, сферой действия которых уже является вся Европа и которые во внешнем для Европы мире выступают как явления наднациональные, общеевропейские. Их число и число вовлеченных в их активность людей огромно. Их влияние на жизнь отдельных западноевропейских стран тоже огромно. Именно этот фактор предопределяет процесс интеграции Европы, хотя он во многом идет вразрез с интересами широких слоев населения.
[171]
"Европейский дом" возможен. Он уже создается. Однако нелепо рассчитывать на полную гармонию его участников. Их положение и интересы исключают ее. Наиболее вероятной мне представляется такая его структура. Во главе «дома» стоит объединенная Германия. Рангом ниже располагаются Франция, Италия и Англия. Еще ниже располагаются Австрия, Бельгия, Голландия и другие. На еще более низком уровне пристраиваются такие страны, как Испания, Португалия, Греция и другие. На самом низу этой иерархии расположатся бывшие коммунистические страны, то есть третьесортные члены «семьи», кормящиеся подачками со стола, за которым пируют более важные члены "семьи".
[172]
Возникает вопрос, как быть с миллионами людей из Восточной Европы, стремящихся в Западную Европу в поисках лучших условий жизни, готовых работать за гроши и пополняющих и без того огромную армию безработных и преступников? Почему страны Западной Европы принимают меры с целью защиты от такого нашествия, фактически означающие сохранение границ "национальных государств" для большинства граждан ряда членов "Европейского дома"? И как быть с миллионами неевропейцев по происхождению, которые уже стали неотъемлемым элементом европейской жизни и наплыв которых в Европу остановить не так-то просто, если вообще возможно?
Нужно принимать во внимание также характер народов, населяющих Европу. Может ли сознание принадлежности к европейскому единству народов стать сильнее сознания принадлежности к данному народу? Возможно ли такое, что некий европейский характер станет такой же реальностью, как характер французов, итальянцев, немцев и других европейских народов? И не станет ли интеграция европейских народов началом дезинтеграции самого худшего сорта, какую можно видеть в бывшем Советском Союзе?
