На Западе сложилась особая сфера преступности, аналогичная нормальному бизнесу. Она включает в себя преступные предприятия, начиная от мелких и кончая гигантскими концернами. О ней совсем недавно заговорили как об организованной преступности. Она за короткий срок достигла таких масштабов, что ее теперь включают в число самых страшных бедствий современности. С ней борются, но не очень-то успешно. Дело в том, что она есть законное дитя западнизма, она смыкается и переплетается с обычным бизнесом, разными путями легализуется и перерастает в последний.
Колоссальных размеров достигла преступность на уровне повседневной жизни людей. Я бы назвал ее социально-бытовой. Она стремительно растет. Например, в Германии в 1971 году было зарегистрировано 2,4 миллиона преступлений такого рода, а в 1991 году — 5,3 миллиона. Во Франции в этом году было зарегистрировано 3,7 миллиона таких преступлений. Но этот рост не прекратился. Всего через год число зарегистрированных преступлений в Германии выросло на один миллион. А сколько осталось незарегистрированными?!
Специалисты отмечают рост жестокости преступников, снижение их возраста, рост процента девушек-преступниц и широкое распространение преступности в среде детей школьного возраста.
Изолированное жилье и правовая защита от вторжения в частную жизнь почти полностью исключают контроль за целой сферой жизни людей, в которой сложились условия для поступков на грани преступности и для преступлений. Последние практически остаются неосуждаемыми, неразоблачаемыми и ненаказуемыми. Лишь в исключительных случаях эта сфера преступности становится объектом внимания медиа. Так, например, произошло в Германии в начале 1993 года в отношении сексуальных злоупотреблений родителей с малолетними детьми и избиениями их. Еще раньше случаи такого рода были предметом сенсаций в США.
О непосредственных причинах роста социально-бытовой преступности пишут много, поскольку эти причины сами суть вторичные явления западнизма, — безработица, ослабление и распад семьи, кризис системы воспитания и образования, идейный вакуум и т. д. Специалисты смотрят пессимистически на возможность успешной борьбы с ростом преступности. И они имеют на то основания. Чтобы эта борьба была успешной, нужно либо перестраивать сами основы общества, либо прибегать к таким жестоким мерам, которые разрушили бы радужный миф западной демократии. Пусть уж лучше асоциальные элементы воруют, грабят, насилуют и убивают, чем социально озабоченные элементы ставят под сомнение сами основы западного общества. Более ста лет Запад жил в страхе перед коммунизмом. Слава Богу, наконец-то избавились от него. Так зачем наживать новый?! А преступность — где и когда люди жили без нее?! К тому же, как считают некоторые теоретики, стоит ослабить определения преступлений, как картина преступности будет выглядеть совсем иначе, гораздо более оптимистично.
Последнее замечание не есть всего лишь теоретический курьез. На Западе замечается тенденция внести в законодательство такие изменения, вследствие которых поступки людей, считавшиеся преступлениями, начинают рассматриваться как вполне законные. Классическим примером на этот счет может служить ситуация с гомосексуализмом. Хотя какая-то дискриминация на этот счет сохранилась, за гомосексуальные связи людей уже не наказывают как преступников. Разумеется, это преподносится как дальнейшее развитие демократии.
В том же направлении действует сама система наказаний за преступления и условия содержания заключенных, которые выглядят слишком мягкими сравнительно с совершенными преступлениями. Теоретики, разумеется, находят «доказательства» для их утверждения, будто жестокость наказаний не снижает уровня преступности. Но на то они и теоретики. Если потребуется, они с таким же рвением будут доказывать, будто награды за преступления способствуют снижению уровня преступности.
Рассматриваемая тенденция, однако, не мешает принятию суровых мер в отношении некоторых категорий людей, например — в отношении «правых» и «левых», считающихся угрозой демократии.
Возникли и прогрессируют новые формы преступности. Например, в Германии в 1983 году было зарегистрировано более 7,5 тысячи преступлений в отношении окружающей среды, а в 1992-м — почти 26 тысяч. Это только зарегистрировано. По мнению специалистов, большая часть преступлений такого рода вообще не регистрируется. В 1987 году мир был потрясен разоблачениями компьютерных преступлений. В том году в Германии их зарегистрировали более 3 тысяч. А в 1992 году зарегистрировали уже более 12 тысяч. Это лишь малая доля преступлений такого рода, так как еще нет достаточного числа квалифицированных специалистов по ним.
Рост преступности всех родов, начиная от бытовой и кончая преступностью в политическом классе, начиная от мелкого карманного воровства и кончая махинациями с компьютерами, с необходимостью порождает рост средств государства по борьбе с нею и рост трат на это. Но государство просто не поспевает в этом отношении за прогрессом преступности по числу специалистов, по их квалификации и по технической оснащенности. Оно преуспевает лишь в кинофильмах и криминальных романах. Потому растут частные средства защиты от преступности. Например, в Германии в них в 1993 году было занято 270 тысяч человек, то есть больше, чем в государственной полиции. Положение в других западных странах ничуть не лучше, чем в Германии.
Положение с преступностью является весьма характерным с точки зрения оценки западной демократии и ее перспектив. С одной стороны, демократия предполагает личную защищенность граждан от тех, кто покушается на них и их имущество. Но одновременно демократия создает благоприятные условия для преступности, которая становится угрозой именно для этого фундаментального фактора демократии. Общество не может удержать преступность в каких-то более или менее терпимых рамках (о полном ее преодолении и речи быть не может!), не ограничивая демократию. Западное общество вынуждено во имя демократии посягать на демократию, порою вообще отказываясь от нее. Классическим примером на этот счет является допуск национал-социалистов к власти в Германии с целью спасти демократию от угрозы со стороны коммунизма. Но, как говорят русские, хрен редьки не слаще.
ЯЗВЫ БЛАГОПОЛУЧИЯ
Значительная часть язв западного общества есть следствие достоинства западного образа жизни. Можно сказать, это суть язвы благополучия. Ничего исключительного в этом нет. Люди страдают не только от голода, но и от обжорства, не только от чрезмерного труда, но и от безделья. Любое благо порождает зло, становясь массовым и преступая меру. Изолированное жилье, например, есть благо. Но как массовое явление оно способствует изоляции людей друг от друга, эгоизму, одиночеству, душевной депрессии. Улучшение условий жизни и прогресс медицины имеют следствием увеличение продолжительности жизни людей и выживание больных, которые раньше были обречены. В результате возрастает пропорция инвалидов от рождения и стариков, становящихся тяжелым балластом для общества. Неумолимо растет число людей, нуждающихся в уходе со стороны здоровых. В Германии, например, в 1993 году было зарегистрировано 2 миллиона людей, не способных обслуживать себя. Для подавляющего большинства стариков жизнь превращается в тяжелое наказание, в кошмар, в животное или даже растительное существование. Теоретики сейчас утверждают, будто жизнь людей вообще рассчитана на 500 лет. Трудно вообразить больший кошмар, чем массы стариков, переваливших за сотню лет. И уже теперь такие «открытия» сеют тревогу в души людей, думающих, будто долголетие есть абсолютное благо. И такого рода случаев, когда зло с необходимостью порождается добром, не счесть. Западное общество лишь в ничтожной мере способно противостоять негативным следствиям своих позитивных достижений, ибо они порождаются самими основами общества. Общество вынуждено идти на уступки, постепенно признавая явления зла в качестве нормы и включая их в число благ цивилизации. Если это общество со временем погибнет, то одной из главных причин этого будут не неудачи его, а доведенные до абсурда успехи.
