Полиции явно не понравилась «Стопроцентная откровенность». В ней, как выяснилось позднее, уловили не эротический, а политический подтекст. Якобы Гендель Второй выкрикивал не совсем пристойные призывы, а пеликан, как бы в знак солидарности и протеста одновременно, бил своим мощным клювом по микрофону, намекая тем самым на поддержку назревающих политических волнений. Выступление остановили и артистам предложили пройти в полицейский участок.
Карлик первым кинулся в защиту Генделя Второго и пеликана. Он кричал, что прерванное выступление — это заря великой правды. Только стопроцентной откровенностью можно потрясти современную анемичную публику. А если полицию смущает дух эротики, то пора уже уразуметь, что любая музыка есть не что иное, как узаконенная порнография. Но всем было ясно, что причина здесь не в эротике, а в политике. Власти испугались слишком бурной реакции площади. Так сказать, неуправляемости толпы. Трусы! Жалкие перестраховщики! Сержант Вилли обозвал Карлика коротышкой, легко и небрежно оттолкнул в сторону, пригрозил, что и его отведет в участок. Карлик притворно заплакал — но не потому, что боялся привода в участок, а потому, что такое бездуховное и невежественное создание, как полицейский сержант, имеет право всенародно оскорблять его и толкать.
— Он и не догадывается, какая чуткая, ранимая душа живет в моем маленьком теле! — кричал в толпу Карлик, — Сержант, мне жаль твою несчастную матушку, произведшую на свет такое примитивное создание, которое из всех достижений человечества выбрало для себя лишь наручники да резиновую дубинку. О, если б ты знал, сержант, как я теперь счастлив и свободен! Я способен размышлять о Вселенной, и она наполняет меня всего! Я парю над всеми полицейскими участками земного шара! Какое это блаженство! Особенно если, пролетая над участком, испытываешь несварение желудка! Ха-ха-ха!
Сержант Вилли не стал применять ни увесистую дубинку, ни цепкие наручники. Он просто поймал Карлика за ухо и повел его, как побитого зайца, через всю площадь. Рядом шли уже всеобщие любимцы Гендель и пеликан. Ошейник птицы соединяла с хозяином позолоченная цепочка. Пеликан шел вперевалку, опустив клюв, не понимая своей вины — вроде бы старался, а вот куда-то ведут. Зрители расступались, освобождали проход, аплодировали. Гендель раскланивался, бойко отвечал на вопросы.
— Зачем пеликану ошейник?
— Попадаются любители подержаться за клюв.
— Клюв — инструмент для крушения микрофонов?
— И полицейских голов.
— Что-то есть вульгарное в вашем искусстве.
— Великий Гете говорил, что самое изящное искусство щепотка вульгарности не портит.
— Где он говорил? Кому?
— Неважно. Важно то, — объяснял Гендель Второй, — что мы вовремя подали заявку на выступление и заплатили пятьдесят немецких марок.
Зрители все еще не могли успокоиться. Доносились выкрики:
— Стоит появиться смелой оригинальной личности, как она тут же становится неудобной и нежелательной!
— До каких пор? Скоро писк комара или жужжание мухи будет расцениваться как политический протест или хулиганство!
Но возмущались в основном люди среднего возраста. Старики и зеленая молодежь были почти равнодушны к происходящему. Пожилые собирались в круг и веселились под аккордеон. У каждого юнца в кармане лежал плейер, а в ушах торчали заклепки наушников. У каждого в кармане была своя любимая музыка, и другой они знать не желали.
Дурные предчувствия Клары
Жена Александра, Клара Ткаллер, после церемонии у дверей концертного зала сразу направилась домой. По пути ей повстречалась подруга Грета в компании давних общих друзей. Они удивились, отчего Клара не остается на празднике, ведь ожидается столько интересного. Клара им ответила, что устала за последние дни, кроме того, вымокла под дождем — ей бы хотелось согреться и немного отдохнуть. Как друзья ни уговаривали, Клара с ними не осталась.
Придя домой, она переоделась, приняла душ, выпила розового горячего пунша, взяла с полки книгу и легла в постель. Прочитав несколько страниц, Клара поймала себя на том, что ничего не понимает в прочитанном. Принялась перечитывать заново, делая над собой усилие, чтобы вникнуть в написанное. Что-то отвлекало и мешало сосредоточиться. В голове роились совершенно посторонние мысли, и какие-то картины навязчиво мелькали перед глазами в общем гуле и неразберихе.
Отложив книгу, Клара задумалась — вроде бы никаких дурных предчувствий в течение дня она не испытывала. Значит, с вечера?.. Эта неожиданная гроза с ливнем… И крики этой странной бродяжки Марии, и раненая птица… И вся сумятица на площади, а потом — полнейшая тишина и одинокий валторнист в мокром фраке. Печальная мелодия в тумане… А был туман или нет? Неважно. Важно другое — с этого момента пришло ощущение тревоги и все стало вдруг иным. Скорбным, печальным. Вся площадь: иное освещение, иные дома, иные люди…
Клара погасила лампу в надежде уснуть или хотя бы подремать, но тут же картина за картиной явились в ее сознании из темноты. И снова особую тревогу вызывала согбенная фигура одинокого валторниста: облипающий худое тело мокрый фрак, жалостный взгляд, невыразимо печальная мелодия… Вот и теперь от этих совершенно спокойных звуков не было ей никакого покоя. Именно они тревожили и даже мучили Клару. Именно они предсказывали, что с Александром не все в порядке. Может быть, даже беда…
Лежать в пугающей темноте она больше не могла. Клара снова включила лампу, достала из столика гадальные карты. В юности ее научила гадать бабушка по линии матери — наполовину испанка. Система была нетрадиционная, скорее всего, собственного изобретения. В юности эта процедура лишь забавляла Клару, но как-то она предсказала двум подругам любопытные перемены, и через месяц все сбылось. Кларе ничего не оставалось, как поверить в пророчество маленьких атласных карт.
Какие же карты выпали теперь ее мужу Александру — королю трефовой масти? Справа (дому и телу) — легли девятка пик острием вниз, бубновый туз и король пик. Это означало печаль, отсутствие покоя в доме, может быть, даже удар. Под загадочным термином «удар» гадалки разумеют сильное потрясение, внезапное горе. Внизу (взору и слуху) расположились бубновая восьмерка и семерка пик — разговоры и надежды, которые опять-таки могут привести к досаде и огорчению. Слева (глубоко в сердце) оказались валет и десятка пик — печальные и пустые хлопоты, тяжелые переживания. Сверху — ближайшие и главнейшие события — бубновый валет, туз червей острием вверх и туз пик острием вниз. Это сочетание испугало Клару. Она быстро перевернула три карты, лежащие «на сердце», — десятка червей, трефовая восьмерка и восьмерка пик. Выходил любезный, приятный разговор в казенном доме, однако эта любезность ничего не могла изменить для короля ни в лучшую, ни в худшую сторону. Более всего гадалку насторожило соседство червового и пикового тузов — такое выпадает исключительно редко. Туз пик выпал острием вниз — удар, удар! И тут же червовый туз острием вверх — свадьба или колоссальный выигрыш. То есть рядом с Александром смерть и женитьба — прямо сейчас. Что это значит? Ни того ни другого Клара не могла допустить даже в мыслях. Что же с мужем происходит? Что там вообще происходит за тяжелыми шторами окон?
