— Клара, в этой жизни победителей нет. Все мы победимы. И «Кондзё» это великолепно продемонстрировал.
— Что же именно он выдал?
— Истину, — поразмыслив, ответил Ткаллер.
Клара с удивлением и в то же время как бы свысока посмотрела в сторону компьютера.
— Истину… Для праздника это плохо. Но если ее как-то по-особенному преподнести?
— Вряд ли это поможет.
— Все равно я должна знать. За тем и пришла.
— Нет. Я тебя знаю. Начнешь действовать, искать обходные пути, прокручивать варианты…
— А ты, как всегда, решил посмотреть на все философски. С высоты необъятной вечности? Александр, я тебя не узнаю… — Клара присела на подлокотник кресла, — Раньше ты посмеивался над моим суеверием, даже карты прятал, а теперь сам вспоминаешь какие-то мистические истории. Что ты несешь? Какая-то старуха… Яблоко… Луковица…
— Что же ты так разволновалась?
— Это мешает делу, — ответила Клара и повторила, только уже медленнее и тверже: — Это мешает делу.
Она наклонилась так близко, что Ткаллер чувствовал ее горячее дыхание, видел пугающий блеск ее карих глаз.
— Я понимаю, — продолжала Клара, — Машина преподнесла сюрприз. И ты растерялся. Тебе хочется сейчас оказаться подальше от оркестров, репортеров, мигающих огней, бесноватых туристов. Но это невозможно. Игра пущена. И теперь ее не остановить. Надо собраться с духом. Теперь нас двое. Компьютер один, а нас двое. Это кое-что меняет, а?
— Двое против одного — игра нечестная, — усмехнулся Ткаллер.
— А мы играть с ним не будем. Мы его вообще замечать не будем! — отмахнулась Клара, — Обними-ка меня.
Ткаллер нехотя обнял жену одной рукой, начал гладить, будто собачку, по голове. Клара в ответ ластилась к мужу.
— А знаешь, — сказала она, — давай-ка ляжем спать.
— Как? — не понял Ткаллер.
— Очень просто, — принялась раздеваться Клара, — Ляжем, обнимемся и забудем все на свете. Ну? — Клара расстегнула пуговку на рубахе мужа, — Вот так… Сейчас нам нужно расслабиться. Самое главное, чтобы нам вдвоем было хорошо. А остальное ерунда. Мы счастливее компьютера.
— Нет, эта ночь положительно сведет меня с ума. Теперь мне не хватает только этого, — Ткаллер неодобрительно покосился на оголенные плечи Клары, — Здесь! В концертном зале, в обители муз!
— А что? — обиделась Клара, — Ночь — она и есть ночь.
Ткаллер отвернулся от жены, как бы давая ей привести себя в порядок.
— Клара, ты же сама говорила — игра пущена. И нечего себя обманывать. Кстати, откуда у тебя мундир Ризенкампфа?
Клара застегнулась на все пуговицы, придирчиво оглядела себя в зеркале. На лице ее появилась неотступная решительность.
— Теперь буду спрашивать только я. Компьютер выдал две разные пьесы?
— Да.
— Они известны.
— Очень.
— И ты не хочешь мне их назвать?
— Не хочу.
— И не хочешь, чтобы они звучали в концерте?
— Нет.
— Но переплетчику ты их отнес?
Ткаллер кивнул.
— Дай мне ключи от переплетной.
— Смысл?
— Все можно исправить, — без тени сомнения сказала Клара, — И переплет, и компьютер, и даже тебя. Хотя ты неисправимый паникер.
— Это заблуждение. Все в жизни предопределено еще до нашего появления.
— Чарующая тайна жизни меня сейчас мало интересует. Сколько надежд мы возлагали на эту ночь! И чтобы все пошло прахом? Нет, я еще повоюю.
Клара взяла со стола ключи. Из бара достала какие-то бутылки, уложила все это в пакет и вышла, закрыв мужа на ключ в собственном кабинете.
«Кто вы и зачем?»
Освещая себе путь огоньком зажигалки, Клара тихо и благополучно пробралась по узкому темному коридору, поднялась по лестнице на третий этаж, отыскала комнату русского переплетчика и остановилась. В комнате было тихо, и даже сюда, в коридор, с площади доносились звуки музыки, выкрики, аплодисменты и свист. Клара достала из кармана связку ключей и тут же с раздражением вспомнила, что не спросила у мужа, какой именно ключ подходит к этой двери. Начала осторожно пробовать — один, другой, третий… Ни один не подходил. От волнения стали подрагивать пальцы.
— Господин Ткаллер, это вы? — раздалось из-за двери.
Клара не ответила, начала вновь примерять ключи. В комнате послышались шаги.
— Кто там крадется, как шелудивый кот? — громко спросили из-за двери.
— Зачем же шуметь? — как бы про себя сказала Клара, стараясь быть спокойной.
Наконец замок сработал, и она вошла в комнату. Окинув ее быстрым взглядом, представилась:
— Майор тайной полиции. Дежурная по внутреннему коридору.
Матвей хотел, очевидно, кивнуть, но лишь судорожно дернул головой. Он стоял в своей холщовой, промазанной клеем рубахе — худой, сгорбленный, не зная, куда девать одеревеневшие вдруг руки: то ли поднять вверх, то ли сразу протянуть для наручников. «Как бы он с перепугу не воспользовался кнопкой сигнализации!» — встревожилась Клара.
Так они стояли, стараясь скрыть друг от друга свой страх. Впрочем, Матвей был напуган, безусловно, больше.
Наконец Клара справилась с собой, начала осматривать комнату и как ни в чем не бывало спросила:
— Ну?.. Все у вас тут благополучно?.. Никто не беспокоил? Не мешал работать?
Тут уж перепуганные глаза и весь вид Матвея ее совершенно озадачили.
— Вас не предупредили, — поспешила она пояснить, — Кроме наружной охраны есть еще и внутренняя.
Матвей стоял как истукан и молчал, лишь изредка моргая.
— Я только что от господина Ткаллера, — уже менее официально и немного теплее продолжала Клара, выразительно покрутив в пальцах директорские ключи, — Он тоже озабочен… Он мне сказал все. Вы, я вижу, тоже… Озабочены…
— Кто вы и зачем?
Матвей был так встревожен, что перешел на высокий слог, который был ему, в общем, не свойственен. Клара повторила свою ложь еще более уверенным тоном: она майор, ответственна за внутреннюю охрану зала. Но выражение лица русского показывало, что он не верит ни одному ее слову. Он смотрел на Клару пристально и с ужасом, будто на лице у нее было два носа или три глаза. Клара вспомнила, как лестно об этом человеке отзывался ее муж. Как забавно о нем рассказывал, как настойчиво добивался, чтобы именно он приехал — и вот перед нею какой-то маньяк! Она стояла и не знала, о чем его спрашивать. Внезапно Матвей заговорил сам. Кивнув в сторону пресса, спросил:
— Вы тоже из этих будете? Из музыкантов?
