Ткаллер видел, что с Матвеем началась настоящая истерика. Он бил кулаком по столу, мотал головой и скрипел зубами. Ткаллер курил и молчал. Что ему оставалось делать? Вдруг некурящий Матвей подошел, трясущимися пальцами вынул изо рта Ткаллера сигарету и стал затягиваться, пока не докурил до фильтра. Круги поплыли у него перед глазами.
— Я должен связаться с нашим представительством, — твердо заявил он, — У меня свои инструкции, — Тут же он поднял телефонную трубку, принялся дуть в нее, прижимая то к одному уху, то к другому: — Москва! Але, Москва! Соедините меня с базой торпедных катеров. Москва! База?
— Какая база? Вы в своем уме? — крикнул Ткаллер, — Зачем база?
— Пусть расхуярят городишко ваш поганый!
— Хам! Прекратите ругаться!
Ткаллер вырвал трубку из рук Матвея, послушал. Он ведь знал, что связи нет, и тем не менее обеспокоился — так натурально переплетчик разыграл сцену с Москвой.
Переплетчик никак не мог успокоиться. Он плюхнулся в кресло, обхватив свою горемычную голову руками и уже без телефонной трубки продолжал вызывать Москву.
Ткаллер открыл бар, наполнил бокалы.
— Выпейте и успокойтесь.
— Что это?
— Крем-ликер «Элегия Массне».
Матвей отпил и изобразил вызывающий плевок на пол:
— Тьфу! Вазелин! Угостить бы вас всех коктейлем Молотова! По полной программе!
«Черт бы побрал этого паникера с его кафтаном, — злился и еле сдерживал себя Ткаллер, — Предлагали же мне в Москве взять другого, с заграничным опытом. А теперь изволь терпеть этого хама. Больной он или инопланетянин? То марши к нему явились с беседой, то вещи украли, то вода отравлена… А может, он сам с перепугу все упрятал и теперь в отместку издевается?»
— Москва! Москва! — завывал в кресле Кувайцев, — Вызываю квартиру Мырсикова. Боря, Боренька. Как же мне здесь пло-о-охо-хо…
Сладкозвучная девственность
А на площади действительно выступал уникальный в своем роде коллектив — капелла непорочных дев, приехавшая из Австралии. Площадь Искусств была запружена истинными ценителями хорового пения, восторженными поклонниками, а также скептиками, журналистами, просто любопытными, полицейскими, подвыпившими альфонсами, уличными девицами и прочими зеваками и проходимцами. Желая получше разглядеть столь уникальное явление, зрители забирались на деревья, на крыши киосков, а самые отчаянные как-то ухитрялись проникать на давно заколоченные и захламленные чердаки. Кое-кто запасся биноклями и подзорными трубами. Ввиду такого ажиотажа капелле было продлено время выступления. Программа была самой разнообразной, но в основном исполнялись специально написанные баллады и элегии.
Сегодня капелла, к сожалению, была не в самой лучшей творческой форме. Причин тому было несколько. Во-первых, как только участницы — а их было ровно пятьдесят — появились на площадке, сразу же посыпались вопросы: действительно ли все певуньи непорочны? Не надувательство ли здесь? Есть ли на каждую медицинское свидетельство — желательно международного образца. Кто-то надсадно кричал, что поверит лишь свидетельству, выданному не позже чем за четверть часа до концерта. Выкрики эти не могли вывести из себя закаленных девственниц: они успели ко многому привыкнуть за время многочисленных гастролей, и тем не менее настроение капеллы было омрачено.
Самой старшей певице исполнялось семьдесят (младшей было двадцать восемь), и юбилей столь стойкого целомудрия было решено отметить молочным коктейлем и пирожками с морской капустой. Как на грех, в харчевне, где собралась капелла, не оказалось морской капусты. Лгунишка-хозяин это скрыл, и повар хоть и состряпал превосходные румяные пирожки, но начинил их маринованным сельдереем, для вкуса и аромата поперчив и добавив немного жареного лука. Обман был раскрыт — и вышел скандал, так как перец и лук считались нежелательной пищей, то есть раздражающей и возбуждающей. Юбилей и настроение были испорчены. Певицы не стали пить даже молочный коктейль и вышли выступать почти натощак гораздо злее и раздраженнее, чем если бы они даже и поели перченых пирожков. Однако зрители, осознавая, что такого количества девственниц вместе — а возможно, и по отдельности! — никто из них не увидит до конца жизни, оказывали капелле небывалый прием, бисируя почти каждый номер программы. А когда непорочная капелла исполнила виртуозный «Хор охотников» из оперы Карла Вебера «Волшебный стрелок», изумлению и восторгу публики не было предела.
Журналисты к этому времени невесть откуда раздобыли сведения о капелле — ведь австралийские девственницы выехали на Европейский континент впервые. Самым удивительным и сенсационным оказалось то, что создал ее три года назад… мужчина. Некий композитор-авангардист по имени Август Шубердт. Вот так-то — хоть одной буквой экспериментатор да переплюнул своего знаменитого предшественника.
Подобно однофамильцу из прошлого века, наш Шубердт был тоже близорук, носил узнаваемые маленькие очки и вечно взлохмаченную темную шевелюру. Осознав, что к лишней буковке не мешало бы добавить таланта, коим, безусловно, был отмечен великий австрийский романтик, Шубердт-австралиец начал искать необкатанные новые формы. Пробовал себя в разных жанрах и направлениях. Его труды не снискали оваций. Тогда, озлясь на неотзывчивую публику, он написал кантату «Сладкозвучная девственность». И тут его озарило!
Существуют и пользуются успехом хоры моряков, оркестры пожарных, воскресные капеллы пивоваров и секстеты газонокосилыциков. Но капелла непорочных дев кочует только по страницам романа Ивлина Во «Мерзкая плоть». А ведь она обречена на скандальный успех! Шубердт принялся за дело и столкнулся с трудностями — не смог собрать капеллу исполнительниц, ибо девы должны были быть не только непорочными, но и вокально одаренными. Все же недефлорированные особи старше тридцати лет, как с тоскливым недоумением убедился деловитый авангардист, не имеют ни слуха, ни голоса, и вообще нет у них никаких талантов, не считая усердия к вышивке и вязанию.
Шубердт, держа свой замысел в секрете, объехал пол-Австралии и с трудом нашел восемь девиц. Пока искал другие достойные кандидатуры, осталось лишь пятеро. Трое не то пали, не то, устав ждать, пропали из поля зрения устроителя. Шубердт в отчаянии собирался переключиться на организацию капеллы гомосексуалистов — они и талантливее, как считается в среде артистов, — как вдруг ему позвонил по телефону мужчина, назвавшийся «доброжелателем средних лет». Он сообщил, что случайно узнал о затруднениях композитора и рад ему помочь. Этот «некий доброжелатель» недавно отдыхал в небольшом курортном городке и встретился там с поразительным явлением: все особы женского пола, с которыми он пытался завязать знакомство, оказывались пикантными девственницами. Доброжелатель тут же продиктовал по телефону добрых два десятка адресов с именами и фамилиями.
Не смея поверить своему счастью, Шубердт все-таки приехал в городок и отправился по указанным адресам. Восторгу его не было предела — за неделю он создал то, чего не мог создать за полгода. Морской целебный климат шел на пользу жителям городка, поэтому голосовые связки были в идеальном состоянии даже у малообщительных девственниц. Жизнь городка была так хороша и беспечна, что все постоянно пели. Простой разговор двух подружек был так мелодичен, что напоминал оперный дуэт. Что-то было в этом загадочное, словно сама судьба пошла авангардисту навстречу — не исключено, для того чтобы выкинуть в конце концов неожиданное антраша.
