— Тогда рада.
Опять я иду на поводу у этой ненормальной сумасшедшей
чиксы с большим приветом! Тетки, которая (совершенно необоснованно!) считает, что мир должен вертеться вокруг нее. Что у людей, ее окружающих, не может быть никакой личной жизни, собственных друзей и возлюбленных. И что все должны участвовать в представлениях, которые она разыгрывает, или, по крайней мере, стоять за кулисами. Я не верю в конец света и вовсе не жду его приближения, — с чего бы тогда радоваться?..
— По-моему, ты не очень-то радуешься, Ти. Ты вообще какая-то грустная последние дни.
Талего, гребаный остров! Вот что заставляет меня грустить
лезть на стенку от тоски!
— А вы заметили?
— Конечно! Я всегда замечаю, что происходит с людьми, находящимися рядом со мной.
«Всегда замечаю», как же! Это не просто квази-мега-гипербола, это гипербола в неизвестной науке степени, бесконечно большая величина!
— Я просто ума не приложу, что мне делать на этом острове… Вы будете писать книгу, это понятно. А чем заниматься мне? Сколько мы там пробудем? Месяц, два?
— Как покатит. Может быть, и больше…
Господи ты боже мой! Хоть бы соврала!!!
— Тем более! Ни объектов приложения сил, ни особых развлечений там нет…
— Не стоит думать, Ти, что жизнь — сплошной цирк дю Солей! Аскеза иногда намного полезнее. Во всяком случае, продуктивнее. А для мыслящего человека развлечение всегда найдется. Ты ведь мыслящий человек?
— Не исключаю такой вероятности.
— Вот видишь! Проанализируешь прошлое, составишь бизнес-план на будущее… И просто отдохнешь…
Что-то новенькое! До сих пор ВПЗР ни секунды не заботилась о моем отдыхе. Наоборот, я по сто раз в неделю получала метку «праздной овцы, у которой каждый день — еврейская суббота». Не-ет, меня не проведешь!..
— Мне почему-то кажется, что ваш Талего — то самое место, где вы вполне смогли бы обойтись без меня. Вы же сами намекали на loneliness. И даже на solitude!
Упоминание об одиночестве нисколько не смутило ВПЗР. Ничего удивительного, если учесть, что единственный вид одиночества, который она приемлет, — одиночество публичное.
— Я и собираюсь проводить время в благословенном solitude. Ты будешь нужна лишь для поддержания контакта с аборигенами. Я ведь совсем не знаю испанского…
— Разговорника вполне хватит на первых порах. Я как раз прихватила с собой разговорник. Прекрасное издание…
— Не пойдет. Формальный испанский мне ни к чему. Мне нужен живой, пропущенный через сердце язык. Со всякими лингвистическими штучками, утепляющими сюжет.
— Типа «мьерды»?
— Ха-ха! Типа «мьерды», да! Ты смотришь в самый корень.
«Мьерда» — единственное испанское слово, которое удосужилась запомнить ВПЗР. Более того, она произносит его без всякого акцента. Примерно так же, как Катушкин произносит свое «шайзе». И то, и другое означает «дерьмо».
— Только так мы сможем расположить к себе этих чертовых аборигенов. — При упоминании об аборигенах, как составной части ненавистного человечества, ВПЗР морщится. — Лингвистические штучки, прибамбасы и фигулины.
— Вы их расположите и без фигулин. Одним только «мьерда». Но и без «мьерда» вы — удивительно располагающий к общению человек.
— Ты так считаешь?
— Абсолютно в этом уверена. Так что мои услуги на Тале го вам вряд ли понадобятся. Я вам буду только мешать.
В общем-то, ВПЗР — бабец умный, а где-то даже — мудрый, а где-то даже — со слегка зашкаливающим IQ (без этого такую уйму вполне достойных книг не напишешь). Но на лесть она ведется как конченая дура, как продавщица отдела нижнего белья. И чем кондовее лесть — тем быстрее ведется! И сейчас бы повелась, если… Если бы на Талего, гребаном острове, ей не пришлось бы решать свои гребаные проблемы в одиночку.
Решать проблемы в одиночку — вот что ее до смерти пугает! Конфликт интересов налицо. Быстренько взвесив все «за» и «против», ВПЗР включает Лулу.
Лулу — чудный мальчуган с реликтовой французской рекламы бисквитов «Lefèvre-Utile». Что это за фирма и что это за бисквиты, я и понятия не имею, выпускались они еще в Первую мировую. Винтажная жестянка с Лулу была украдена ВПЗР из маленького магазинчика в Барселоне. Не знаю, стоило ли рисковать репутацией из-за десятиеврового Лулу? ВПЗР считает, что стоило, один орден на его рисованной цыплячьей груди стоит дороже. Вроде бы это легендарный CROIX DE GUERRE — военный крест 1915 года. Но не исключено, что и медаль «От благодарной Франции» неизвестно какого года. Во всем остальном Лулу — самый обыкновенный мальчик, хотя и чуть более умилительный, чем следовало бы. Белый беретик, красно-синяя пелеринка (о, эти национальные цвета!), высокие ботиночки на шнуровке и корзинка с печеньем в руках. Лулу жрет бисквит и смотрит на тебя таким проникновенным взглядом, что хочется сделать для него все возможное и невозможное: купить радиоуправляемую модель яхты Абрамовича, усыновить, впихнуть в Йель по достижении призывного возраста и переписать всю зарубежную недвижимость на его имя. Хорошо, что у меня нет зарубежной недвижимости и желания кого-либо усыновлять: случился бы конкретный попадос!
А включить Лулу в контексте ВПЗР означает только одно: скроить такую физиономию (она это умеет!), что сразу хочется… см. выше!
При этом глаза ВПЗР становятся круглыми, как у птицы, и на самом их дне блестит влага. А я прямо-таки вижу белый беретик, пелеринку и ботиночки с почему-то развязанными шнурками. Ах ты мой зайчоныш, ну кто о тебе еще позаботится, как не я?! И шнурки завяжем, и висюльку на груди протрем (не военный крест, а Орден Почетного Легиона, на меньшее ВПЗР не согласна). Но в этот раз она идет даже дальше, чем обычно: влага поднимается метра на четыре выше ориентира и готова вот-вот выплеснуться из глаз.
— Хочешь оставить меня, Ти? — голосом, не предвещающим ничего хорошего, спрашивает ВПЗР.
— Нет.
— В момент, когда ты больше всего нужна?
— Никто не собирается вас оставлять…
— Подгадала случай, чтобы воткнуть нож мне в спину?
— И не думала…
— Куснуть руку, дающую тебе кусок хлеба?
— Да что вы в самом деле!..
— Это ведь предательство, Ти. Самое настоящее предательство. Думаешь, я не знаю, какие переговоры ты ведешь у меня за спиной? Ты давно хотела переметнуться к…
Тут ВПЗР ошарашивает меня именем, хорошо известным в писательских и читательских кругах. Популярная беллетристка, тиражи которой на несколько порядков выше, чем у ВПЗР. ВПЗР считает беллетристку конченой графоманкой и жаждет ее публичной казни у фонтана перед Большим театром: чтобы другим неповадно было писать дрянные книжонки. Эту беллетристку я видела в гробу (из красного дерева с позолоченными ручками), а она… Она вряд ли знает о моем существовании! И уж тем более вряд ли нуждается в моих услугах: у нее и так все шоколадно.