Я слишком долго нахожусь рядом с ВПЗР и прекрасно понимаю, откуда растут ноги у ее мелкотравчатого недовольства каким-то дурацким плакатом. Клоном таких же плакатов, что сотнями понатыканы по всему побережью. Раньше она даже не замечала их, а теперь…
Теперь ВПЗР недовольна глобально, хотя и пытается это скрыть. На Талего, гребаном острове, все оказалось совсем не так, как она ожидала. Ни тебя ясной погоды, ни тебе легкого умиротворяющего бриза. Вот она и ищет крайнего, чтобы излить накопившуюся желчь. Сейчас это — плакат, а спустя пять минут могу оказаться я. Гнев на саму себя ВПЗР не обращает никогда, бережет собственные нервишки, портя при этом нервишки окружающим, — видимо, это и есть одно из условий зачисления в когорту избранных. Необходимое и достаточное.
— Да-а… Лучше бы нам было махнуть на Таити!
— Лучше будет, если ты займешься нашим обустройством, Ти. Что-то я не вижу здесь людей.
— Значит, сбылась ваша мечта. Поздравляю. И потом… Вы что думали, они будут встречать вас с караваем и в кокошниках?
— В матадорских шапках, — огрызнулась ВПЗР. — Ты говорила, что этот твой хлыщ… Не помню, как его зовут… Предупредил аборигенов о нашем приезде.
— Предупредил. Но это не означает, что они всем скопом выбегут за околицу и постелют вам красную ковровую дорожку.
— Конечно! Я же — не баба, которая написала «Гарри Поттера».
— Не думаю, что они слышали про Гарри Поттера. Если этот факт вас утешит.
Этот факт и вправду утешил ВПЗР. Но ненадолго. Минуты эдак на полторы. А потом она начата ныть, что у нее очень тяжелый баул с вещами, а от сумки с ноутбуком отваливается плечо. И что я, «хитросделанная овца», спецом уговорила ее не брать в путешествие чемодан с колесами. А сама вот взяла, и качу его теперь, и горя не знаю. А потом ВПЗР и вовсе остановилась где-то на половине пути к домам и заявила, что сил двигаться дальше у нее нет. И чтобы я отправлялась вперед и приволокла кого-нибудь из мужчин — донести «эту неподъемную херацию».
— Вы же сами отказались от чемодана! — прикрикнула я на ВПЗР. — Сказали, что он выглядит неэлегантно!
— Вот подохну здесь с диагнозом «межпозвоночная грыжа», что будешь делать?
«Перекрещусь», — хотелось сказать мне, но во избежание эскалации конфликта, я благоразумно промолчала.
И вообще — что там может быть тяжелого, в вэпэзээровском бауле? Белье, несколько всепогодных вечных свитеров, несколько пар джинсов, носки, пара футболок, пара рубашек, дорожный несессер с косметико-гигиенической мелочевкой, выносной жесткий диск к ноутбуку — с записанными на них музыкой и фильмами (она еще и киноманка!). Легкие замшевые ботинки (тяжелые кожаные сейчас на ней). Старинная лупа с рукоятью из слоновой кости — подарок Катушкина на пятнадцатую годовщину судьбоносной встречи с «SEXY NAUGHTY BITCHY». Эту лупу ВПЗР всюду таскает за собой. Как и туалетную воду «Strictly Private» от Балдассарини, бергамот, базилик, можжевельник, еще какая-то срань, а также ваниль и крем-брюле. Запах успеха и процветания, утверждают хитрованы-производители, и всего того, что сопутствует преуспевающим молодым мужчинам. ВПЗР — женщина и к тому же — не первой молодости, но регулярно поливает себя «Strictly Private», утверждая, что это якобы унисекс.
Да, лупа и туалетная вода венчают список тяжестей.
Вроде бы все.
С чего тут образоваться межпозвоночной грыже — непонятно.
— Осталось метров триста по моему разумению. Как-нибудь сами доберемся.
Мы двинулись с места только тогда, когда обменялись багажом: я взяла баул, а ВПЗР ухватилась за мой чемодан.
«Дом с чайной розой на окне» отыскался сразу же: он был третьим по счету, как и сказал Игнасио. С белым фасадом и голубыми ставнями. На двери висел почтовый ящик: когда-то богато декорированный, но теперь потерявший большую часть своей привлекательности. Краска местами облупилась (влияние влажности, соли и ветров, не иначе!), некоторые детали исчезли без следа.
Интересно, зачем дому на таком маленьком острове почтовый ящик и кто опускает сюда письма и счета?
Пока я доставала ключи и вставляла их в замочную скважину, ВПЗР с интересом разглядывала медную руку — отлитую, должно быть, в те времена, когда еще не существовало электрических звонков. Вещица была забавной сама по себе, где-то даже эксклюзивной, — и это автоматически переводило ее в группу риска.
О-о, я знаю этот взгляд ВПЗР! Остановившийся, остекленевший, гипнотизирующий. Таким взглядом она смотрит на вещи, которыми хочет обладать. Владеть безраздельно — ныне, присно и во веки веков. Обычно этот взгляд предшествует противоправному деянию (если вещь не продается или стоит слишком уж дорого).
— Даже не дуМайтэ,
[18]
— сказала я и повернула ключ в замке.
— Как будто эту штуковину не могли украсть до нас, — парировала ВПЗР. — Кто угодно мог ее снять.
— Чтобы снять эту штуковину, придется сначала снять дверь. Во всяком случае, основательно ее раскурочить. Прибегнув к помощи столярного инструмента. Или слесарного.
— А без них никак?
— Никак.
— Наверняка у хозяина найдется что-нибудь подходящее…
— Господи, вы взрослый человек! Должны же существовать какие-то критерии. Какие-то рамки… Понятия о добре и зле — хотя бы приблизительные…
— Ты ведь знаешь, я много лет живу за гранью добра и зла. Так что этих понятий для меня не существует.
— В том-то и печаль, — вздохнула я, толкнув дверь. — Прошу!..
Первые же минуты пребывания в доме утвердила меня в мысли: Игнасио Фариас — душка, даром что мадридский адвокат. Внимательный и отзывчивый человек. Очень обязательный. Пообещал, что дом будет подготовлен к нашему приезду, так оно и оказалось!
Со светом, водой и кондиционером, перепрограммированным на обогрев помещений, не возникло никаких проблем. Чайник, тостер и кофеварка тоже были на месте. На маленькой кухне имелись также посудомоечная и стиральная машины, а в навесных ящиках нашлись рис, чечевица, две пачки спагетти, упаковка с колумбийским кофе, галеты, ваза с карамельками и жестяная коробка с леденцами.
ВПЗР тотчас же упорхнула в ванную, а я, прихватив пару окаменевших галет, отправилась на экскурсию по дому.
В его планировке не было ничего затейливого: кухня, довольно большой салон с камином и санузел с душем на первом этаже. Две спальни и ванная — на втором.
Очевидно, Игнасио перестраивал жилище под себя: зеркально повторяющие друг друга спальни все же были неодинаковы. В той, чье окно выходило на улицу, я обнаружила старый комод, старый резной шкаф и деревянную кровать с католическим распятием над изголовьем. Расстояние между шкафом и кроватью было невелико: как раз для бюро — такого же старого, как и вся остальная мебель. К бюро был вплотную придвинут стул.
