Просклоняв бездарного мазилу во всех известных мне падежах, я перевела взгляд ниже, на заложенный кирпичами камин. ВПЗР уж точно не потерпела бы такого варварства, такого безобразия! Она души не чает в открытом огне, причем — во всех его проявлениях. Будь то каминный огонь, или огонь в старинной печи, или пожар в коммуналке. Несколько лет назад мы специально ездили смотреть на горевшую синим пламенем газовую подстанцию. ВПЗР простояла в толпе зевак не меньше двух часов и вернулась к машине чрезвычайно вдохновленная.
…На каминной полке стояло несколько фотографий. И как раз эти фотографии, в отличие от портретов, наверняка понравились бы ВПЗР. Они не были семейными и не травили байки о нескольких поколениях смотрителей маяка. Совсем напротив — изображенные на них люди не имели никакого отношения к «Cara al mar». Вернее, один человек. Потому что героем почти всех снимков был именно один человек — мужчина. Он представал в разных возрастах и разных ипостасях. Совсем юным и постарше. Юноша неуловимо смахивал на негодяя Сабаса, а мужчина постарше — на святого и равноапостольного Катушкина. Как два совершенно непохожих человеческих типажа смогли уместиться в одном, осталось для меня неразрешимой загадкой. Видимо, Сабас Катушкин любил перевоплощаться. В мима с густо вымазанным белилами лицом, в средневекового испанского идальго, во вневременного Гамлета, в конкистадора, в военного моряка с судна «Usamo» (об этом свидетельствовала надпись на ленточке). Костюмы Сабаса Катушкина отличались известным разнообразием, но в них чувствовалась какая-то условность. Они не годились для постоянной носки и казались скроенными из совершенно несерьезного материала. С не простроченными, а всего лишь прихваченными на живую нитку швами. Пейзажи за спиной Сабаса Катушкина тоже отдавали условностью и театральщиной. А иногда он и вовсе фотографировался на черном фоне; позировал, как какой-нибудь актеришко…
Да нет, он и есть актер! — неожиданно осенило меня.
Тот самый актер, о котором говорил старина Фернандо-Рамон, — Курро!
— Так вот где ты обитаешь, Курро, — сказала я вслух. — Надо полагать, и твой брат Кико где-то поблизости? Ну что ж, давайте знакомиться!..
Но за неимением Курро и Кико в обозримом пространстве я продолжила знакомство исключительно с их домом. Вернее, гостиной, потому что обе принадлежавшие братьям спальни никакого интереса не представляли. В них можно было смотреться, как в зеркало — такими одинаковыми они выглядели: в каждой стояли узкая кровать с высокой деревянной спинкой в изголовье, стул и платяной шкаф. Какая из них принадлежат Курро, а какая — Кико? Сразу и не сообразишь, если не воспользуешься подсказкой: большим, слегка отретушированным фотопортретом моряка с судна «Usamo» и десятком детских рисунков.
Увеличенная фотография marinerito
[30]
была точной копией снимка с каминной полки, и вывод напрашивался сам собой: висит она в спальне Курро. Следовательно, спальня с детскими рисунками принадлежит братцу Кико. А рисунки — принадлежат? И вообще, сколько лет Кико? Как он выглядит? С Курро все понятно: мужчина около сорока, с лицом, которое можно назвать симпатичным. И даже мужественным, но — опять же: каким-то условным. С неустоявшимися, прихваченными на живую нитку чертами.
Ох уж эти актеры!..
Предельная разница в возрасте между Курро и Кико не должна превышать двадцати — двадцати пяти лет. При условии, что рождены они от одной матери. А если от разных? Тогда возраст Кико вполне укладывается в десяти- и даже пятнадцатилетие: от пяти и старше, вплоть до продажи данному субъекту крепких спиртных напитков. Подумав еще немного, я отсекаю нижний порог. Про пятилетнего не скажешь то, что сказал старина Фернандо-Рамон: «никакой опасности для окружающих он не представляет». Правда, там была и первая часть фразы: «у несчастного Кико не все в порядке с головой».
Интересно, в чем именно выражается это «не все в порядке»? Он аутист? Имбецил? Или просто — шизофреник?
Я задерживаюсь в спальне Кико несколько дольше, чем в спальне его брата, — из-за рисунков. Разглядывая картинки, я пытаюсь понять, кто рисовал их — ребенок или сумасшедший?
Ничего толкового из этих размышлений не получается. Ничего, что выходило бы за рамки обыкновенного детского творчества. На семи из десяти картинок изображен маяк «Cara al mar». Маяк окружен чайками (в виде обычных черных галочек), кошками (в виде диковинных зверей, где ноги и хвосты перепутаны местами, а франтоватые усы лихо приподняты вверх). Кроме маяка, кошек и чаек присутствуют странного вида киты с женскими головами и Курро. Конечно же Курро — Великий и Ужасный Старший Брат! Курро и вправду велик — во всяком случае, в рамках одной, отдельно взятой картинки: он занимает ее целиком. Я вижу еще одну интерпретацию marinerito, правда, на этот раз на ленточке (детским спотыкающимся почерком) написано не «Usamo», а нечто неудобоваримое:
«MARIAGISELAPIEDAD».
Чтобы столь длинное и глупое название уложилось в мозгах, мне приходится напрячься. И даже разделить его на составляющие. Получается что-то вроде «Мария-Гизела-Пьедад», а это — женские имена! Причем Пьедад — моя хорошая знакомая, почти что родственница. Учитывая некоторое количество времени, что я провела над анонимным блокнотом с заднего двора сувенирной лавки.
Может, и блокнот не так уж анонимен?
Может, он принадлежит Курро? Тогда и щегольская куртка с яркими накладными карманами тоже принадлежит Курро!..
Это предположение вызывает во мне глухой протест: я уже привыкла ассоциировать куртку и блокнот с негодяем, треплом и бабником Сабасом. Презервативы во внутреннем кармане и целая россыпь женских имен в блокноте — как это похоже на Сабаса!.. С другой стороны — это похоже на любого мужчину вообще: презервативы, ставки на футбольном тотализаторе, женские имена… Сложно сконструированные женские имена — MARIAGISELAPIEDAD, к примеру.
Нет-нет, владелец блокнота не Курро. Владелец блокнота никогда не позволил бы себе задвинуть Пьедад в самый конец и уж тем более не прицепил бы к ней невесть кого. Если локомотив — Мария, спальный вагон — Гизела, то Пьедад, выходит, — вагон-ресторан? Ха-ха, вот уж дудки! Пьедад — единственная в своем роде, об этом вопиют записи в блокноте. Преступная мать. Извращенка-сестра, тайно вожделеющая своего брата, и к тому же — бобслеистка, недаром она так эффектно движется по желобу из восклицательных знаков. Но может оказаться и лыжницей, если принять восклицательные знаки за лыжные палки…
Странные, очень странные мысли роятся в моей голове — лыжные палки, бобслейные трассы, вагон-ресторан Пьедад… Подобный неконтролируемый бред делирум
Брысь, ВПЗР, брысь!!!
Или все дело в том, что я нахожусь в доме, где один из хозяев — сумасшедший? И это сумасшествие иногда вытекает из отверстий в теле Кико. Просачивается, как вода. Или — как эфир. Или — как веселящий газ. Ну да, я несколько раз улыбнулась, разглядывая рисунки Кико!..
