– О людях думал?
– О людях.
– Это ты такой ядовитый, дед?
Она в ответ приударила по тормозам. Легкий тормозной визг попадал точно меж моими и ее фразами – в пустоты, как в цель. Помолчала. Оценивала… Уважает яд. Ядок (в дозе) успокаивает, смиряет.
Но и тут Даша нашла что сказать:
– Не люблю я о людях – если обо всех сразу. Что мне, дед, твое человечество?!. Что они мне, если кучей?
– Не нравится человечество?
– Как бы это тебе объяснить, дед. Нравится – не нравится… Не знаю… Чудовищный долгострой!
От Таганки мы рулили каким-то новым съездом… Понастроили! Я почти не узнавал. В глазах мелькало и рябило… Попали на набережную. И мчали уже там – по другую сторону реки от Кремля.
– Здесь меньше машин. Здесь английское посольство, – коротко бросила мне Даша.
И засигналила – раз, другой… третий! – обгоняя машину за машиной.
– Осторожней! – Я вскрикнул.
И тут же я (совсем по-отцовски, что самому неожиданно) вдруг стал заботливо пояснять ей, что страх – здоровое чувство, Даша. На небо – не торопясь и не толкаясь. На небо – без спешки. Там – нет очереди…
– Дед. А вдруг там – там – нас ждет одна сплошная радость? После всего этого говна… После всей этой мыловарни… Прикольная мысль – а, дед?! Радость и радость!.. Почему бы и нет, а?.. Никто же оттуда не пожаловался… Неужели ты боишься, дед? Ты уже столько прожил! Все пробовал и перепробовал, а мыслишки твои мелкие – как бы уцелеть. И как бы кого бы напоследок трахнуть.
– Трахнуть – тоже радость, – заметил я.
– Да ну?
– И – не кого бы. И – не как бы.
– Аг-га. Значит, с отбором!.. Обиделся!.. А что тебя так радует, когда женщина раздвигает ноги? Победа?
– Меня луна, Даша, радует. Сначала – луна.
– А да, да! – я забыла: ты же лунатик!
– Меня радует спящая молодая женщина. Я не лунатик.
– Поселковский лунатик – все знают!
По набережной и правда ехать было легко. Почти пусто.
– И никакой нет луны, дед. Ты пережиток. Ты просто мамонт!.. Вбить кол меж ног. Самцы. Вот вся мудрость. Кто глубже… А женщина лежит – потолок изучает…
– Ты, Даша, точно знаешь, куда рулишь?
– Не сомневайся.
Навстречу нам шли непонятные грузовики… Шоферня в касках! Ага – на поворот просятся БТРы-80. Первый БТР изо всех сил мигал. Тревожно мигал…
– Страшно, а?.. Сам же сказал: страх – здоровое чувство. И больше не гоняйся за женщиной среди бела дня!
– Не шибко я и гонюсь.
– Тогда что ты сейчас делаешь?
– Цок-цок.
Она засмеялась:
– А молодец, дед. Не трусишь. Ведь уже близко…
Мы въехали на Бородинский мост. Дом уже маячил. Дом давил высотой – я смотрел не отрываясь. Как на белую гору. Скорость мы сбавили.
– Жизнь без натуги – а, дед?
– Жизнь без натуги, Даша.
Нам стало хорошо. Нам стало отлично. Так бывает вдруг… Возбуждение и кураж – взамен тревоги.
– Нет. Честно… Зачем ты увязался за мной? Твое время – ночь. Ты же поселковский чудик, все знают.
Она поучала:
– Женщина днем – тебя принижает. Пусть она даже супер. Пусть раскрасотка… Это тебя мельчит, дед. Это прокол. Это распыляться. Это все равно что к блядям! Нет и нет!.. У тебя должны быть только лунные женщины! Лунные бабцы! И никаких других. Это звучит! СТАРИК, ТРАХАЮЩИЙ ПО НОЧАМ! У СТАРИКА МОЩЬ ШИЗА. Чувствуешь?.. У НЕГО СТОИТ ТОЛЬКО ПРИ ЛУНЕ! При высокой луне, ты сказал?
– При высокой.
– Вот так и трахать. Всех подряд. Но – при луне. Ты должен поддерживать имидж. Лицо держать! Как говорил мой муженек, лицо надо держать не после удара, а во время. Не кривясь и не моргая. ПРИ ЛУНЕ У НЕГО ЧЕТЫРЕ ЯЙЦА. ОН УМЕЕТ ЛЮБИТЬ ТОЛЬКО ЛУННОЙ НОЧЬЮ.
Даша смеялась. А я ощутил несильный, но как бы оживший внутри меня холодок страха. (Увидел танки.) Впереди ползла «Жигули»-«шестера». Медлила.
– Здесь же, наверное, нельзя парковаться…
– А? Парковаться?.. Что за проблемы, дед! Как говорил один мой дружок, что за проеблумы?.. Это у него так в компьютере само собой написалось. Опечатка!
Сбросив скорость, мы объезжали – внушительный Дом плыл от нас слева. Бело-розовая пастила. (Пастилку поставили на попа.) Вот и оцепление… Танки. На мосту – танки. И солдатики наши родные.
– Не трусь. Мы дома, – сказала Даша. Она чуть шевелила рулем.
Первый кордон. Кольцо… В цепочку БТРы-80. Солидно… Десантники с короткоствольными автоматами. С дюралевыми щитами. (Чтоб всякому их издали было видно…) Мрачноватые. В бронежилетах. А под касками цивильные лыжные шапочки.
В глубине, в противостоянии – можно было угадать еще одно тянущееся кольцо – кольцо противостоявших защитников.
– Мы дома. – Голос Даши стал заметно мечтателен.
Я чувствовал, что мне сильно полегчает, если мы с нашей машиной сейчас встанем. Где-нибудь на обочине встанем. Где угодно. И просто посидим с ней вдвоем. Почему не поболтать вдвоем в машине. (Я уже ясно слышал страх. Холодок полз.)
Но, может быть, у нее спецпропуск? Папин давний подарок?.. Ага! – ее сладкий замысел разжиться здесь зельем!.. Ага – красотка Даша выйдет к оцеплению с улыбкой… И со старичком… Мимо тех и этих стражей. Она небось будет придерживать меня за локоть. За локоток. Мудак старик придаст ее приходу в Белый дом значительность! (Старик никогда не помешает.)
А внутри… В прохладном огромном здании… поищет Славика-Стасика, парикмахера или слесарька. Или кофеварочника Мусу. Или кого там еще… И с этим же Славиком в каком-нибудь уютном уголке можно прихлебывать кофеек из термоса. И, покуривая обычную сигаретку, заодно забить, выкурить потайной косячок. (Или что там прикольного найдется у Славика-Стасика.) А какой кайф! А какой на всю жизнь кайф – хмель дерзости и блеф отваги. В таком-то историческом месте! За такими-то шторами! (Когда за окном нацелились танки…)
Ну да! Посиживать за термосом с кофе. Когда вот-вот начнется большая пальба! Мудаки они, дед…
– Они мудаки, дед. Они обалдели от слова «парламент». Музыка для совка!..
– Чего ты опять кружишь? Ждешь?
Машина еле ползла.
– Да.
– Чего?
– Нашу минуту.
Иногда танк или сразу два слепившихся танка стояли так, чтобы не дать пройти и проехать (чтобы перегородить пространство). Стояли боком… Но все равно башни их были повернуты как надо – дулами на Белый дом.
– Такой косячок дадут закурить, что не прокашляешься!
