— Ну, смотри… А у меня для тебя новости.
У Габриеля тоже есть новости для толстяка. Вернее — одна новость. Вернее — эта одна новость перестала быть новостью несколько недель назад и заключается в том, что Снежная Мика не хотела бы иметь близких отношений с Рекуэрдой. Но Габриель ни за что ее не озвучит. Толстяк — дело другое.
— У меня для тебя новости, — еще раз торжественно провозглашает он. — Насчет твой бывшей девушки… Как ты говоришь ее звали?
— Кого? Девушку?
Габриель неожиданно чувствует посасывание подложечной и легкую ломоту в висках: какую девушку имеет в виду Рекуэрда? Христину Портильо, он рассказывал толстяку о неистовой Христине, больше ни о ком.
— Ну да. Той, что хотела изменить мир к лучшему, очистить его от всякой мрази. У нее еще была татуировка на шее.
— Термит, — мямлит Габриель. — На шее у нее был вытатуирован термит, а звали ее… Христина Портильо.
— Точно. Христина Портильо. Та, что не любила носить туфли на высоких каблуках. Все верно?
Габриель не помнит, говорил ли он Рекуэрде о каблуках. И говорила ли с ним о каблуках сама исчезнувшая в толще времен Христина, но, на всякий случай, кивает головой:
— Все верно. Все.
— Так вот. Я не нашел ее.
— И это вся новость?
— Нет. Это — первая часть новости. А вторая заключается в следующем: я не нашел ее, потому что не смог найти, хотя перелопатил все базы данных. В правоохранительных органах служит с десяток Христин. Еще полтора десятка носят фамилию Портильо. Семеро мужчин и восемь женщин. Мужчин отбрасываем сразу, но оставшиеся восемь женщин — не Христины.
— Она могла уволиться…
Габриель и сам не верит тому, что говорит, представить пламенного борца с террором, отошедшего отдел ради выращивания люффы, разведения цветов, детей или собак — невозможно.
— В базах данных собраны сведения за последние двадцать лет. Или вы были знакомы раньше?
— Нет.
— Или ты был знаком с кем-то другим, не имеющим отношения к полиции?
— Нет.
— А мне сдается, что ты врешь, приятель! И это третья часть новости. Я не смог найти Христину Портильо, офицера полиции и специалиста по борьбе с террором, потому, что ее не существует в природе. Ты ее выдумал. Как выдумываешь все остальное, чтобы казаться более значительным. Я тебя не осуждаю, все писаки такие, все торговцы книжонками. Это даже забавно, но вот тебе совет на будущее, парень: нужно знать, кому вешать лапшу на уши. Вон та кукла, может, ничего и не заподозрит, но со стариной Рекуэрдой такие номера не пройдут. Уяснил?
Габриель совершенно раздавлен, тут-то бы ему и сообщить успевшую покрыться пылью новость о том, что шансы толстяка в борьбе за сердце Снежной Мики равны нулю. Но он не делает этого: не из жалости к Рекуэрде, а из чувства самосохранения. И дело не только в кулаках полицейского-беспредельщика — в чем-то еще. Связанным с Христиной (она — существовала, что бы там не лепетал толстяк) и почему-то с Чус, его пропавшей сестрой. И…
с какой-то опасной догадкой по поводу самого Габриеля, она свидетельствует о чем-то в его незамутненном и безоблачном прошлом — но о чем?..
Впрочем, Габриель недолго остается оплеванным и неотомщенным.
Все становится на свои места, когда patio навсегда покидает Ким (выведенные из себя сеульские работодатели выдергивают его из Города, как морковку из грядки). Прощание с Кимом получается трогательным, он даже проливает слезу — но не по Габриелю, не по Рекуэрде и Вану. По тайне притягательности Снежной Мики, она осталась неразгаданной.
— Вот и кончились времена маджонга, — с грустью констатирует Рекуэрда. — Придется снова переходить на шахматы…
Времена маджонга не кончатся никогда, думает про себя Габриель, так оно и оказывается: на смену добродушному Киму приходит мутный тип по имени Эрвин. Он не испанец, не азиат и не русский, но вполне сносно болтает на испанском и знает несколько русских слов. И иногда улыбается так же, как улыбается Ван, а до того улыбался Мао — и при этом не выглядит ни страницей из «Агитационного искусства Китая», ни фигуркой оригами, ни даже 3D-проекцией. Эрвин — обычный, хотя и довольно привлекательный внешне человек, занимающий промежуточное по возрасту положение между Габриелем и Рекуэрдой. От Габриеля его отделяют восемь женщин, а от Рекуэрды — семь мужчин с одинаковыми фамилиями Портильо. По одному Портильо на год, вот прямая и выстроилась.
Об Эрвине известно немногое: он приклеился к Мике на рыбном рынке, да так и не захотел отстать. Он родом из немецкоязычной страны (то ли Австрии, то ли Лихтенштейна), занимался то ли научной работой, то ли промышленным альпинизмом, выступил одним из авторов брошюры «Раздельное питание и закат цивилизации», мечтал попасть в Книгу рекордов Гиннесса, как человек, дольше всех удерживавший футбольный мяч на кончике носа, но впоследствии отказался от этой глупейшей затеи.
Отличительная черта Эрвина: он очень спортивен. Подтянут, строен, с хорошо развитым плечевым поясом и жилистыми, покрытыми светлым пухом руками. До «Троицкого моста» он добирается на 20-скоростном горном велосипеде, отчего правая штанина его брюк постоянно закатана и все желающие могут лицезреть вызывающие в своем совершенстве икроножные мышцы.
Габриель нет-нет, да окинет их взглядом, то же самое изредка делает Ван, и лишь Рекуэрда не удостаивает вниманием не только мускулатуру Эрвина, но и его самого. Он умудряется не замечать Эрвина и во время игры в маджонг, а это довольно трудно.
Ведь Эрвин, с ходу уловивший все тонкости маджонга, постоянно выигрывает. И постоянно донимает присутствующих пространными рассуждениями о раздельном питании и закате цивилизации. Раса толстяков неконкурентоспособна, утверждает Эрвин; нация, в рядах которой затесались пузаны, обречена на третьестепенные роли в мировой геополитике, утверждает Эрвин; жирдяи должны исчезнуть как класс, в противном случае Апокалипсис наступит гораздо раньше, чем можно предположить.
— Ага, — добавляет в таких случаях Габриель. — Или нас завоюют инопланетяне. А инопланетяне страдают чем угодно, но только не лишним весом.
— Вы смотрите в корень проблемы, друг мой, — отвечает в таких случаях Эрвин.
Рекуэрда в таких случаях молча пыхтит. Покрывается красными пятнами. Обливается потом. Его и без того внушительных размеров живот делается еще больше, и в такие минуты Габриелю становится жаль полицейского, а ведь тот обошелся с ним не слишком вежливо. И уличил во вранье, которого не было.
Несмотря на это, несмотря на солдафонскую грубость и полное отсутствие такта, Рекуэрда все же миляга.
А идеально сложенный фашиствующий Эрвин — подлец, каких мало. Хоть он и опосредованно отомстил Рекуэрде за те унижения, которым подвергся Габриель.
Как и всякий другой подлец, Эрвин бесшумно передвигается на своих античных, без малейшего изъяна конечностях и имеет обыкновение возникать ниоткуда. Мгновение назад им и не пахло, и вот, пожалуйста, он стоит у тебя за спиной. С идеальным давлением 120 на 80, с идеальным пульсом 60 ударов в минуту, с идеально подобранной микрофлорой желудка, с идеально отлаженным стулом и идеальным количеством эритроцитов в крови.
