— Что там случилось? — обеспокоенно спрашивает Мария.
— Не знаю.
— Это ведь дом тридцать шесть? Это магазин брата?
— Не думаю. По-моему, дом тридцать шесть — чуть дальше.
Лучше уж сказать неправду, временно ввести в заблуждение прекрасную беглянку из Марокко: и полицейский фургон, и ambulancia не приезжают просто так, а уж тем более — вместе. Совершенно очевидно — произошло нечто экстраординарное, может быть — непоправимое, и это как-то связано с братом Марии. Он не встретил ее в аэропорту, хотя должен был встретить, в его магазин не пройти, вход охраняется полицейским, то тут, то там мелькают люди в штатском…
— Давайте сделаем так, Мария. Вы стойте здесь и никуда не уходите. А я узнаю, что произошло, сразу же вернусь за вами и мы пойдем дальше.
— К брату?
— К брату, да.
Вклинившись в толпу, побродив по ней несколько минут и прислушавшись к разговорам, Габриель приходит к неутешительному выводу: брата Марии больше нет в живых, потому что сегодня ночью в лавке, торгующей коврами, произошло убийство. Тело хозяина — марокканца — нашла жена, обеспокоенная тем, что муж не пришел ночевать. Она открыла входную дверь и обнаружила мужа с простреленной грудью,
как вариант — с простреленной головой
как вариант — с отрезанной головой
как вариант — кишки были выпущены наружу и обмотаны вокруг торса.
Убитый был завернут в ковер,
как вариант — покрыт ковром
как вариант — забросан коврами
как вариант — в распоротый живот был воткнут государственный флаг Марокко.
На остальную дребедень еще о трех трупах и бойне на почве газавата внимания можно не обращать. С трудом протиснувшись ко входу, Габриель становится свидетелем того, как из помещения выносят носилки с телом, упакованным в пластиковый мешок. Следом за ним штатские выводят женщину лет тридцати, простоволосую, с заплаканным лицом. Должно быть, это и есть жена брата Марии. Невестка, которая терпеть не может родственников мужа.
Габриель провожает процессию взглядом и возвращается к Марии, терпеливо ожидающей его на противоположной стороне улицы, наискосок от толпы. Она держит в руках кувшин, и Габриеля почему-то страшно заботит этот проклятый кувшин. Нельзя допустить, чтобы он разбился, а он обязательно разобьется, если Габриель скажет Марии о произошедшем. О трупе, завернутом в ковер. Мария вскрикнет от ужаса, интуитивно разожмет руки, чтобы поднести их к лицу — и все, кувшина нет.
— Что там произошло? — спрашивает Мария.
— Я толком не понял, — принимается юлить Габриель, не спуская глаз с кувшина. — Кажется, произошел несчастный случай…
— Несчастный случай?
— Или преступление. Возможно, убийство. Такое иногда случается.
— Я знаю, — Мария старательно выговаривает слова. — Я однажды оказалась свидетельницей убийства. У меня даже брали показания.
Стать свидетелем убийства намного более волнующее событие, чем увидеть американского актера Ричарда Гира и не рискнуть попросить у него автограф, сколько же еще интересного Габриелю предстоит узнать о Марии!..
— Вы обязательно расскажете мне об этом, правда, Мария?
— Обязательно расскажу. — Девушка делает слабую попытку улыбнуться. — Тот человек, с которым это произошло… Несчастный случай или убийство… Тот человек — мой брат?
— С чего вы взяли?
Вместо того чтобы выронить кувшин, Мария сжимает его все крепче, даже костяшки пальцев побелели.
— Это ведь дом тридцать шесть, номер виден и отсюда. И не говорите мне, что мы снова вышли не на ту улицу.
— Я хотел…
— И потом. Там была жена брата, я ее сразу узнала. Только на фотографии она была чуть-чуть моложе. Что говорят люди?
— Ну… Что произошло убийство и погиб… погиб владелец магазина. — Габриель опускает невероятные подробности со вспоротым животом и государственным флагом.
— Погиб… Вот почему он меня не встретил.
— Говорят еще, что в этом может быть замешана политика… религиозные распри.
— Это просто бессмыслица. — Мария проявляет удивительное для восточной женщины самообладание, она не кричит в голос и не рвет на себе волосы, прядь за прядью. — Мой брат никогда не интересовался политикой. И он был вполне светским человеком. Я знаю, вы, христиане, только и думаете о том, что мы — из соображений веры — готовы сначала перерезать горло вам, а потом — друг другу… Это не так.
— Конечно, не так. А вы интересуетесь политикой? —
совершенно непонятно, зачем Габриель спросил об этом, но он страстно хочет услышать «нет». Как будто именно от этого зависят его дальнейшие отношения с Марией.
— Я женщина. Зачем же мне политика?
О, радость! Несмотря на трагический фон, на котором происходит знакомство. И все же Габриель не должен выказывать радости, наоборот, он просто обязан проявить максимум сдержанности и сочувствия. Предложить свою помощь, ведь у Марии точеная фигурка (и без излишней худобы, так свойственной франко-немецкой Ульрике). У нее тонкая талия и прекрасная, налитая попка — бог мой, что это за попка!.. Строгое платье, что надето на Марии, обладает удивительным свойством: вместо того чтобы скрывать все прелести марокканки, оно лишь подчеркивает их. А если расстегнуть мелкие пуговицы на вороте, одну за другой, то можно добраться до груди — соски Марии наверняка крупные. И не розового, как у Ульрики, а темно-коричневого цвета. При таком количестве плюсов неземная красота лица не так уж важна, но и здесь Мария не подкачала. Невысокий лоб уравновешивается изящной линией скул и подбородка, губы и ноздри аккуратно вырезаны и напоминают вензеля на королевском фарфоре, а глаза… О восточных глазах написаны тысячи строк, и Габриелю ничего не остается, как присоединиться к хору славословия в их честь.
— …он потому и уехал сюда. Думал, что обретет здесь покой. Вы слушаете меня?
— Что? Да… Конечно, слушаю. Да…
— У нас были сложные отношения. Он почти забыл о своей семье в Касабланке. О нашей семье. И не хотел, чтобы я приезжала. Как будто я могла чем-то навредить ему, поставить в неловкое положение. Как будто я дикарка… А я, между прочим, закончила компьютерные курсы. И курсы по делопроизводству.
— И по маркетингу, — добавляет Габриель.
— Именно.
— Странно, что он не заметил вас. Прошел мимо.
— Кто? — Мария с удивлением смотрит на Габриеля.
— Тот американский актер, с которым вы встретились на центральной улице. Ричард Гир.
— Почему же странно?
— Вы такая красивая. Не заметить вас невозможно. — Сейчас не самое подходящее время для флирта, но удержаться Габриель не в состоянии. — Я бы точно не прошел мимо.
