— Ты сразу мне понравился, Габриель. Ты с самого начала был очень вежлив и внимателен. Помог совершенно незнакомой девушке, потратил уйму времени… Я была поражена.
— Ну что ты… Это же совершенно естественный поступок.
— Естественный, если ты решил приволокнуться за кем-то.
— Так оно и было, — вздыхает Габриель, тщетно пытаясь освободиться от полицейского захвата Марии. — Ты мне понравилась, и я решил пофлиртовать с тобой. Повел тебя самой длинной дорогой. А мы ведь могли оказаться на месте много раньше, чем оказались.
Зачем он говорит то, в чем не признался бы еще пять минут назад? — чтобы оскорбить национальные и религиозные чувства стальных щупалец, чтобы ослабить их. Не мешало бы еще ввернуть, что Габриель сразу, не сходя с места, захотел трахнуть Марию, — тогда щупальца точно свернутся от обиды.
— Значит, ты удлинил путь…
— …чтобы подольше оставаться с тобой.
— Нечто подобное я подозревала. — Мария смеется дробным смехом. — Но в этом нет ничего ужасного.
— Ничего?
— Конечно. Раз я тебе нравлюсь. Просто нравлюсь? или мы можем вести речь о…
Откуда возникло ощущение, что пальцы Марии проникли под кожу? Габриель внимательно изучает их, и коротко постриженные, слоящиеся ногти тоже. Раньше он не обращал внимания на то, что ее ногти слоятся и полны белых полосок, похожих на перистые облака. Английская тетка Фэл называет такие ногти «цветущими» — ничего удивительного, ведь и Мария — цветущая девушка. И все было бы нормально, но пальцы Марии точно под кожей Габриеля!
Выпускают присоски. Выпускают новые побеги. Бросают маленькие якоря-кошки. Столбят территорию. Они прибыли с благородной миссией упорядочить хаотично текущую кровь Габриеля, подчинить все происходящие в нем процессы единому генеральному плану, управлять ими из единого центра.
— …или мы может вести речь…
— О чем?
— О чем-то большем, чем флирт и симпатия?
— Да, — безвольно отвечает Габриель, свободной рукой вылавливая очередную мошку из остатков мороженого. — Несомненно большем.
— Серьезные отношения, не так ли?
— Очень серьезные.
— Я знала, что не ошиблась. Все это время я присматривалась к тебе и не нашла ни единого изъяна. Ты спокойный. Рассудительный. Великодушный. Всегда готов помочь. Ты можешь быть очень ответственным. Ты относишься к женщине с уважением, а это большая редкость.
— Большая редкость в Марокко…
— Большая редкость везде.
Габриель тщетно пытается вспомнить название книги, в которой есть история об экзотически-моногамной серой лисице, попавшей в капкан. Это не самая востребованная книга (что-то вроде «записок канадского натуралиста»), и стоит она на самой нижней, неудобной полке, среди таких же невостребованных книг. Но сама история замечательная. Чтобы спастись, лисица отгрызает себе лапу, жертвует ею ради свободы. Хорошо бы и Габриелю отгрызть себе руку и тем самым освободиться от Марии — вот только зубы у него не такие острые.
Я все продумала, говорит Мария; мы поженимся в ближайшее время. В самое ближайшее, какое ты назначишь; я понимаю, мужчине нужно намного больше, чем просто есть мороженое, как мы это делаем сейчас, говорит Мария; ты не будешь разочарован, и все устроится великолепно. Я говорила с Магдаленой и с ее дядей, и с женой дяди, а есть еще сестра Магдалены, ты ее видел, она чудесная и очень несчастная… так вот, мы должны жить все вместе.
— Вместе? Что значит — вместе?..
Вместе — значит в большом доме, говорит Мария; у меня есть кое-какие сбережения, у Магдалены тоже кое-что осталось, мы продадим квартиры — все, что есть, — и купим большой дом с посадками, с мандариновыми деревьями, с открытой террасой. В нем всем будет хорошо, и детям, и старикам, и нам, конечно. Все будут ухаживать друг за другом, никто не останется один, ни в жизни, ни в смерти, ты ведь не против этого?
— Не против.
— Люди должны быть вместе и всегда поддерживать друг друга. Знаешь, что такое большая семья?
— Понятия не имею.
— А хотел бы узнать?
«Нет», — хочется сказать Габриелю, но щупальца Марии уже шуруют в его мозгу, строят большой дом — кирпич за кирпичом, кладут черепицу, развешивают на крюки бесчисленное множество кастрюль и сковородок, мостят террасу; высаживают инжир (для пользы), высаживают олеандр (для красоты), и рощу мандариновых деревьев, и еще миндаль, как он мог забыть о миндале? Миндаль впоследствии будет лущить вся семья, все большая, огромная семья, — лущить и толочь, и бросать в мороженое. Для стариков и детей. Для детей и стариков. Чтобы никто не подох в одиночестве, с застрявшим куском ореха в глотке. Да она никому и не позволит подохнуть, Мария! Соберет все человеческие крошки и бросит их себе в рот, — так сохраннее. И можно ли винить человека, потерявшего одну семью, в том, что он собирается долго и кропотливо создавать другую?
Нельзя.
— О да, я бы хотел… узнать, что такое большая семья.
Габриель снова врет, хотя это ему неприятно: о больших и дружных семьях написана масса книг, стоящих на полке рядом с эпопеей о серой лисице. Все это пчелиные семьи, и термитные семьи, и колонии муравьев, он был прав насчет пчеломатки, а особенно — насчет королевы термитов. Что сказано о ней в «Nouveau petit LAROUSSE illustré» 1936 года? Что ее набитое яйцами брюхо нередко составляет 9/10 от общей длины тела, и Габриель должен хорошо потрудиться, чтобы брюхо не пустовало, — разве не к этому клонит Мария?
— …ты ведь не против детей?
— Нет, не против, —
Габриель не решается посмотреть на Марию (так пугающе реальна мысль о королеве термитов), но когда все же поднимает глаза, то видит перед собой красивую девушку. Девушку — и больше ничего.
— Я бы хотела, чтобы у нас было много детей.
— Только… Нам нужно все обустроить… Чтобы детям было хорошо.
— Я тоже об этом думаю… Ты, конечно, мечтаешь о мальчиках? Мужчины всегда мечтают о сыновьях…
В мечтах Габриеля есть все, что угодно, но только не сыновья. До недавнего времени там было некоторое количество мужчин (Фидель, Че и их соратники): теперь они появляются все реже, и бороды у них все короче — это, скорее, щетина, а не бороды, и она продолжает убывать. Еще в мечтах Габриеля присутствуют автомобили, последняя модель «Мерседеса», последняя модель BMW и конечно же почти мифический «Золотой Бугатти». Книги (первые издания «Молота ведьм» Шпренгера и Инститориса и «Похвалы Глупости» Эразма Роттердамского, большие и тяжелые, как могильные плиты); путешествия на острова в океане, поездка в обсерваторию к Фэл, упразднение налогов и счетов. И конечно же девушки. Части тел девушек — самые аппетитные.
И — никаких сыновей.
Противоположность сыновьям — дочери, и неизвестно, что хуже.
