Полчаса мы сидим молча. Просто сидим рядом, уставившись в землю.
Но не расходимся.
Я не улизну.
Ни хрена.
В конце концов я открываю рот первым. Я говорю:
— Жалко, что я не смог прийти на концерт. В Торсхавне. Я не знаю, что случилось.
— Ты исчез.
— Да. Все могут когда-нибудь исчезнуть.
— Но немногим удается исчезать постоянно. Почему ты не позвонил?
— Я вышел из строя.
— То есть?
— Ты видел когда-нибудь Большую Медведицу?
— А почему ты об этом спрашиваешь?
— Раньше я любил лежать на берегу в Йерене и отыскивать созвездия. Большую Медведицу было найти проще всего. Она сама в глаза бросается. Но если продолжаешь вглядываться, то все остальное тоже становится похожим на Большую Медведицу. И как тогда понять, действительно ли ты отыскал настоящую Большую Медведицу?
— Я не понимаю, к чему ты ведешь.
— Твой брат все еще в Дале?
Он покачал головой:
— Нет, теперь он живет дома. С родителями.
— Ему лучше?
— Он сидит и пялится на стенку. Иногда в течение дня он может смотреть на разные стенки. Но, как правило, этим и ограничивается. А что все-таки ты там делал? На Фарерах?
— Отдыхал.
— Долго ты отдыхал.
— Да. Я опоздал на паром.
— Целый год опаздывал?
— Время летит. Это не пустые слова.
— Говорили, ты попал в больницу.
— Нет, скорее, меня отправили на ремонт. На починку.
— То есть?
— А разве это не очевидно?
— Господи, да что с тобой случилось? У тебя же все в порядке, разве нет?
— Со мной ничего не случилось. Я думал, ты знал.
— Но почему ты мне не звонил? Целый год? Захотел бы — и я бы в гости к тебе приехал. Я бы помог, если бы знал что-нибудь.
— Я почти ничего не помню. Про тот паром. И про первые дни там. Помню только, как сначала лежал под дождем на дороге, а потом пошел против ветра. Нужно всегда идти навстречу ветру, а иначе тебя унесет в море. Потом я встретил Хавстейна.
— Ага. Постой-ка, ведь я встречался с ним в Торсхавне. Он еще сказал, чтобы мы не ждали тебя и уезжали. Что ты приедешь, как только сможешь. Он психиатр, верно?
— Верно.
— Так ты лежал там в больнице?
— В каком-то смысле. Но сам я этого не понимал.
— Почему?
— Я пытался спрятаться. А это было запрещено. Ты был на островах Карибского бассейна?
— Нет. А почему ты спрашиваешь?
— Просто так. Просто интересно. Я бы съездил туда.
— Счастливого пути. Немного погодя я звонил несколько раз твоим родителям, просто узнать, не вернулся ли ты. Они не очень много рассказывали.
— Не нужна мне никакая поддержка, — сказал я.
— Друзья тебе тоже не нужны?
Я не ответил. А он эту тему не продолжал. Мы немного помолчали, и Йорн заговорил о другом.
— Хорошее было время, — тихо сказал он, — я пару месяцев назад прочитал статью про База Олдрина. Там написано было, что перед полетом «Аполлона-11» очень тщательно проверяли, хватит ли Олдрину психической устойчивости, потому что он мог сам захотеть ступить на Луну первым и оттолкнуть Армстронга в самый решающий момент.
— По-моему, он бы такого не сделал.
— А если я точно знаю, что он подумывал об этом?
— Не верю.
— Так и было. Он пару секунд обдумывал, каковы будут последствия.
— Нет.
— В статье его назвали Бизнес Олдрин. И он никуда не исчез. Тебе только так кажется. Он участвует в куче мероприятий, неплохо зарабатывает на книгах, с докладами выступает, и все в таком духе.
Сказать мне было нечего. Об этом я слышал впервые.
— И еще есть куклы, сделанные по его образу, он снимается в рекламе для «Эппл», «Джей-Ви-Си», «Нортел Нетворкс», «Мастеркард», парфюма от «Живанши» и других больших компаний. Он много раз участвовал в шоу Давида Леттермана, а еще его голос использовали в «Симпсонах». Он, черт бы его побрал, подписал контракт с четырьмя — ЧЕТЫРЬМЯ — фирмами по продаже автографов, которые берут четыреста долларов за отпечаток его подписи на плохом снимке! А фильм? Ты его видел? «Toy Story»,
[92]
как тебе это? «Buzz Lightyear»!
[93]
Знаменитость, разве нет? Никуда он не исчез. Совсем наоборот.
Меня словно паралич разбил. Бизнес Олдрин. Сделал свое дело и исчез. Я уставился прямо перед собой, а Йорн продолжал рассказывать, что еще Олдрин сделал и к какому множеству вещей приложил руку. Я начал злиться, а потом просто расстроился. Опустив голову на руки, я закрыл глаза и подумал, что Олдрин это не по своей вине делал, просто такова расплата за мировое внимание. Ясное дело, не получится исчезнуть, если полмира пытается извлечь из тебя пользу, потому что ты второй человек на Луне. Но это ничего не меняло. Он навсегда оставался вторым. А мне надо старательнее прятаться.
Йорн понял, что слишком много сказал. Он закурил и сделал вид, что ничего не произошло.
— Как тебе Ольсок на Фарерах? Довольно забавно, правда? Лучший праздник из всех, которые я видел, полный хаос, Дикий Запад в Атлантике.
— Может быть.
— Ты там не был?
— Я мало где побывал.
— А гринд ловил?
— Нет, но я видел, как ловят, — соврал я, — в последние годы во фьордах стало мало гринд.
И тогда я придумал историю, как однажды в сентябре Хавстейн прибежал на Фабрику и закричал нам с Софией, что во фьорд заплывает гринда. И, начав, я рассказал и про Фабрику, и про Софию, а потом и про Палли с Анной, я обо всем рассказал, только не по порядку, а по ходу дела. Йорн задавал вопросы, я отвечал и рассказывал, что произошло за этот год. Время нарезало вокруг нас круги, из «Чекпойнта» и других баров валил народ, отправляясь домой или на домашние вечеринки, а мы словно вернулись к тому давнему вечеру, когда вместе сидели на гладких скалах. Я боялся упустить что-то, потому что этот наш разговор мог стать последним. Уж не знаю, почему я так думал, однако помню, что боялся.
— Вот черт, — сказал Йорн, когда я наконец рассказал почти все, оформив рассказ как историю о лове гринд, которого не видел.
— Ага. Я верну тебе деньги. Те пятнадцать тысяч.
— Да забудь ты о них.
