Всевышний воскликнул, не скрывая своего удовольствия:
— Всякая организация требует организатора. Это следует даже из вашего опыта.
— Но тот же опыт показывает, что еще не было организатора, который создал бы себя сам — из ничего. Вообще, это глупо — взывать к житейскому опыту, чтобы доказать нечто заведомо выходящее за рамки этого опыта.
Бог смотрел на Вадима с нескрываемым любопытством.
— А еще некоторым достаточно… Библии.
Вадим помолчал. Все-таки сел и тоже положил ногу на ногу. При этом ему почудился Машин голос, как будто бы в ухе: «Зайчик, веди себя поприличнее. Здесь же люди. Что тебя так колбасит?»
Он отмахнулся и выразил мнение:
— Библия — это сложная, бессистемная книга, абсолютно неясная… продукт многих умов, мест и времен… Вы знаете, мне в этом плане нравится Римская церковь. Католики знают, что Библия не является словом Божьим. И считают, что Библия без церкви — бессмысленна. Церковь нужна, чтобы интерпретировать книгу, и обладает первичным значением. Она пытается дать людям веру с наименьшими трудностями и конфликтами.
Бог выслушал благосклонно.
— А вы интересный человек… Пришли сюда и ведете богословские диспуты.
— Я, конечно, прошу прощения. Опять надо оправдываться?
Господь улыбнулся — ирония была принята.
Вадим добавил задумчиво:
— Просто в последнее время это единственный, пожалуй, вопрос, по которому мне есть что сказать. К сожалению, вы вот все больше молчите. А то и я бы узнал, интересный ли вы… собеседник…
Рыжий мужик хмыкнул:
— Во дает…
Вадим действительно обнаглел. Маша нестерпимо защекоталась у него в ухе. Вадим поковырял ее пальцем.
— Это я такой смелый, потому что ада пока не видел. Подозреваю, что его нет. То есть ад у каждого свой. Но я также подозреваю, что в рамках мировой справедливости я человек в целом хороший. И наказывать меня не за что.
— Ну… в общем, да. У многих проблемы серьезнее… У вас есть вопросы?
Вадим понял: ему выдался единственный шанс узнать что-то важное. И, как назло, в голове было пусто.
Тут Маша нашептала ему своей обычной галиматьи. Вадим пробовал отмахнуться, но больше спросить все равно было нечего. Немного стесняясь, он произнес:
— Как вы думаете, почему столько секса в современной литературе? Почему на нем все зациклились?
Создатель задумался.
— Возможно, это единственное, что осталось из связующего человека с природой. А почему вы задали этот вопрос? Вы этим интересуетесь?
— Да нет… — смутился Вадим. — Жена…
— Жена у вас странная женщина… Бога нет, секса нет… что же тогда есть?
— Литература… — пробормотал Вадим и насупился.
Окружающие посмеивались. У стариков тряслись бороды, а девицы в мини-юбках лучились улыбками и строили ему глазки. Рыжий прикрыл рот толстой ладошкой и хрюкал.
Наконец Вадим нашел хоть один стоящий вопрос:
— А вы и аллах тоже? То есть вы все-таки один-единственный? Или нет?
Бог отвел свои зеленые глаза вдаль, затем принялся разглядывать маникюр. Это было, конечно, не очень вежливо, и тогда один из стариков прокряхтел:
— А то.
Дождавшись, когда Бог изучит маникюр досконально, Вадим осторожно развил тему:
— А можно спросить, почему вы выглядите именно так?
Здесь он умудрился доставить Всевышнему удовольствие. Тот заулыбался и стал объяснять:
— Все дело в том, что, как вы совершенно верно отметили, у вас есть собственные концепции, за рамки которых вы выйти не в состоянии. Таким образом, вы являетесь заложником как раз конечности своего разума. Вы можете себе представить, что я был бы, скажем, собакой? Или облачком? Манной кашей, наконец?
Он даже хихикнул. С достоинством.
Вадим поразмыслил и разочаровался:
— То есть вы не на самом деле так выглядите?
Все посочувствовали. Довольный Бог произнес:
— Вы считаете, что увидели меня сейчас своими глазами. Строго говоря, ничего вы не видели. Я не выгляжу никак. Я на самом деле и не здесь. То есть, конечно же, не только здесь. Много ведь всего происходит, так? Вы же не такой исключительный человек, чтобы я вам одному посвятил столько времени?
— Справедливо, — согласился Вадим.
Затем подумал:
— Зачем было вообще меня сюда приводить… И обстановочка так себе… Глупо.
— Я все слышал, — предупредил Бог.
Улыбнулся белозубой улыбкой и испарился.
От этого происшествия у Вадима осталось приятное впечатление. Встретились культурные люди и пообщались.
Очутившись на диване у себя дома, он сидел без движения и изумлялся. Вскоре Маша спустилась вниз. Встала напротив, скрестила руки. Посмотрела Вадиму в глаза и спросила:
— Ну как?
Взгляд ее был как взгляд с того света. Во всяком случае, таким он показался Вадиму. В этот момент он готов был поклясться, что она знала происшедшее с ним до мельчайших деталей.
Он не стал уточнять, что именно она имела в виду. В принципе, она могла иметь в виду что угодно. Возможно, Марина и няня заметили его тогда в коридоре и все-таки доложили. Вместо ответа Вадим сказал:
— Я хотел бы поехать завтра на дачу. А ты?
Она ответила, глядя теперь мимо него.
— Вообще-то, у меня свои планы… Может, в следующие выходные? Или, знаешь, возьми Илюшку и съезди сам. У меня тут как раз такие дела начинаются, очень важные, я тебе потом расскажу.
— Хорошо.
— Тогда я пойду приготовлю Илюшкины вещи. Резиновые сапоги, наверное, надо сложить?
— Да, наверное.
Маша встала и пошла вверх по лестнице. Это была уже совершенно чужая женщина.
7
— Что это за тетя? — спросил с детского сиденья Илюшка.
— Это очень хорошая тетя, ее зовут Лера.
Лера закрыла за собой дверцу.
— Доброе утро.
Просияла глазами и сразу обернулась к ребенку, протянула руку:
— Здравствуй, я Лера. А тебя как зовут?
Илюшка застеснялся.
— Ну ничего, ты мне потом скажешь, по секрету, ладно? Держи.
И протянула ему игрушку.
— Что надо сказать? — поинтересовался Вадим, отъезжая от тротуара.
— Спасибо…
Илюшка зашуршал пакетом.
Какое-то время они молчали; иногда смотрели друг на друга и улыбались. Светло-голубое небо плыло и дрожало, пронизанное лучами солнца.
