При подписании Версальского договора албанский трон был абсурдным образом предложен некоему Чарльзу Фраю, британскому игроку в крикет, который слыл таким образчиком маскулинности, что фотографировался в Оксфорде нагишом во время занятий спортом. Закончил он тем, что вместе со своей мужеподобной женой-садисткой стал чрезвычайно жестоким директором подготовительной военноморской школы.
А потом у албанцев появился король Зог.
Вообще албанскую историю не понять. Зог стал последним «сделавшим сам себя» европейским монархом и человеком, который выглядел смешнее Чарли Чаплина. Он любил легкую оперетту, белую гусарскую униформу, носил набриолиненные усы и достаточно посредственно танцевал танго. А также поддерживал итальянцев в их желании строить в Албании дороги и кофейни. К сожалению, итальянцы оказались сторонниками Муссолини, так что Зогу пришлось удирать и править уже в гостиной отеля «Риц».
Потом итальянцы проиграли войну, и власть захватили партизаны. В этом не было бы ничего плохого, если бы партизанами не руководил Энвер Ходжа, ужаснейший из коммунистических диктаторов периода холодной войны, садист и параноик, который решил, что доверять он может только двум союзникам, расположенным на противоположных концах света, — Китаю и Кубе. И Албания стала единственным в Европе маоистским государством.
В конце концов, когда во всем остальном мире человечество заводило кредитки и мобильные телефоны, Ходжа приобрел лишь рак. Он умер, и его уникальный хронический коммунизм умер вместе с ним. Албании радостно раскрыл свои дружеские теплые объятия свободный рынок. Что должно было стать хорошей новостью, но на деле, конечно, оказалось плохой.
В центре Тираны есть парк, разбитый рабочими для собственного отдыха. Они вырыли огромное озеро, выстроили амфитеатр и устроили небольшой зоопарк с бешеным медведем. Внутрь можно попасть, пройдя через туалет для бомжей, мимо жутко исковерканных бюстов албанских героев и маленького, аккуратного британского кладбища героев войны.
На тенистом лугу мужчины косят траву, а юноши расположились на трех пеньках, уставившись взглядом в пустоту. На озере еще несколько мужчин удят рыбу без особых надежд на улов, а другие, сидя на корточках, наблюдают за происходящим. Наблюдение за рыбалкой — наследие коммунистической эпохи, сублимация действия, позволяющая убить время. Старики сидят на солнцепеке, играя в домино. Их морщинистые тела цвета арахисового масла блестят, как кожа на старых башмаках. Они сидят на картонных коробках, надев на себя удручающе откровенные трусы-«треугольники», которые в коммунистической стране еще могут сойти за привлекательные плавки, и ухмыляются сквозь гнилые зубы.
Эти люди — обломки развала административно-командной системы, чьи зарплаты и пенсии — очередной албанский анекдот. Человек, который раньше был профессором истории, смотрит поверх воды на (предположительно) незаконно выстроенные в народном парке дворцы и рассказывает, как в Албанию пришла благая весть капитализма.
«Мы ничего не знали про рынки и деньги, и вдруг все изменилось. Внезапно появились возможности, все перепуталось. А потом возникла финансовая пирамида. Слыхали про такую? Мы вкладывали деньги, они возвращали в десять раз больше. Вкладываешь больше — получаешь еще больше. Это было потрясающе. Капитализм! Как в сказке. Все этим занимались. Может, 70 %, а может, и все 80 % населения. Люди бросали работу, чтобы жить на деньги с „пирамид“. Это были два самых лучших года в истории Албании. Все пили, ели, веселились и были счастливы. У всех были деньги и надежда». Он замолкает, глядя на рыбаков. «Но все оказалось обманом. В конце концов люди потеряли все — не только сбережения, но и дома, фермы; теперь они живут в долг, и государство им не помогает. Это хуже, чем просто ничего не иметь. Я потерял и свои сбережения, и работу. Не понимаю».
«Вы смеетесь. Да, мы были дураками, но что мы знали о капитализме? Это была сказка, а когда она кончилась, люди стали сводить счеты с жизнью, сходить с ума, драться, кричать и плакать. Они захотели мстить. Понимаете — албанцы очень, очень, (он подыскивает подходящее слово) эмоциональны.»
Албанцы оказались нацией простофиль, не готовых к тому, что их захотят надуть. А когда такое произошло, им это совсем не понравилось. Все, что вы знаете или думаете, что знаете об Албании и албанцах, следует рассматривать через призму того, что с ними произошло. После скандала с финансовой пирамидой Албания продала единственное, что у нее оставалось: своих граждан. Они отдали свои паспорта и стали ждать. В мире 4 млн албанцев — меньше, чем население Шотландии. Из них 3 млн живут собственно в Албании, а оставшаяся четверть — за границей, занимаясь в основном нелегальным бизнесом. Албания — ключевое звено в европейской секс-торговле: именно отсюда девушек из Молдовы и Украины тайно переправляют на Запад.
Говорят, что они промышляют и нелегальной продажей оружия — самые дешевые автоматы Калашникова именно здесь, что-то типа дешевых распродаж для бандитов. После стольких лет рабства, унижения, обдираловки и лжи албанцы научились быть страшными. Не коварными: месть, контролируемая агрессия и скрытые угрозы — это не для них. Албанцы, как мне сообщили, оказались на верхушке криминального мира в Милане. Теперь они экспортируют в Италию cosa nostra, что еще удивительнее, чем продавать песок арабам или холодильники эскимосам.
В центре Тираны существует район, известный в народе как Квартал. При Ходже это был закрытый, благополучный район-заповедник для партаппаратчиков, который патрулировали солдаты и куда всем прочим обычным албанцам вход был заказан. Теперь это популярный среди молодежи квартал ночных заведений: кафе, бары и клубы выросли как грибы на запруженных улицах.
Он напоминает солнечную, праздничную Европу, но стоит зайти за угол, и вы попадаете в атмосферу затаившейся мрачной коммунистической разрухи, с играющими в футбол мальчишками и беззубыми стариками, сидящими на скамейках подобно городским сумасшедшим и пялящимися на гневные граффити.
Количество молодежи относительно остального населения Тираны шокирует, особенно в сравнении с городами северной Европы. Албания — страна молодых. У албанцев большие семьи, и все живут с родителями, так что стараются больше времени проводить вне дома.
Кафе в Квартале полны подростков, которых называют «студентами», хотя это скорее прозвище, чем род занятий — незачем учиться при такой безработице. Улицы кишат медленно ползущими огромными автомобилями: тут и БМВ, и порш-кайенны, и рейнджроверы с тонированными стеклами, и хаммеры, и вездесущее племя мерсов — естественно, угнанных из Германии и Италии.
Молодежь практикуется в умении «кидать понты»; парни в шутку задирают друг друга. Разница между этими ребятами и их сверстниками из соседних Италии и Греции заключается лишь в том, как они выглядят. Албанские студенты, без преувеличения, самые плохо одетые подростки на Западе. Они помешаны на лейблах и брендах, но все, что они могут себе позволить, — это жалкие спекулянтские подделки с барахолок. Магазины переполнены омерзительным, невероятно безвкусным тряпьем с трафаретными логотипами, и молодежь носит все это с показным равнодушием, напоминая ряженых из балагана.
