Они ели пиццу на кухне. Ли — мрачная и голодная. Сту порывался заговорить о пьесе, но стоило ему упомянуть мизансцену или реплику, Ли начинала рычать сквозь мешанину во рту. «Минетчик, вот он кто», «Такое впечатление, что специально вываливает мошонку на всеобщее обозрение» или «У нее волосатые ноги». И тут же пресекала любую попытку серьезно обсудить текст. А наевшись, отодвинула тарелку и пригвоздила Стюарта питоньим взглядом.
— Ну, так. Мне нужна комната потеплее. Отдельная комната с кроватью, холодильником, телефоном и фруктами. А отвратительные сандвичи больше в рот не возьму. И еще: я так долго мирилась со всем не потому, что это ваша вещь и я в ней новичок. Она моя. Вы ставите ее для меня. Забудьте коллективную чушь, мне требуется больше поддержки. Нельзя, чтобы другие актеры перекрывали меня, находились спереди или шевелились, когда я говорю. Поняли?
Сту открыл было рот.
— Нет уж, выслушайте. Извольте не забывать, кто продает билеты и чье имя гарантирует джем на ваш кусок хлеба. Звезда — я. И все заварилось вокруг меня. Договорились?
— Ли, в жизни не слышал в театре ничего подобного. Никто и никогда…
— Это естественно, что никто и никогда… Вы можете знать о подмостках все, но, откровенно говоря, ни хрена не разбираетесь в звездах. Хотите работать в реальном мире для реальных зрителей за реальные деньги, значит, надо расти. Полагаете, что это означает одно лишь возвеличивание собственного эго или что слишком наглы правила старины Голливуда? Тогда позвольте заметить, что вы еще ничего не видели. Я ваш главный актив — самый большой из того, что вы можете иметь. Так что воспользуйтесь им в следующие две недели. Но на всю катушку, потому что сейчас вы обращаетесь со мной, как с каким-то копьеносцем. А я из другого разряда. И остальные актеры это понимают. Пресса понимает, и зрители поймут. Только вы в заблуждении по поводу моей значимости. Ну ладно, я ложусь. Увидимся утром. Джон, не задерживайся.
— Ничего себе. — Стюарт побелел от ярости. — Спасибо за ужин, Джон.
— Я понимаю, что ее слова звучат фантастически высокомерно, но мы не привыкли к таким людям, как Ли. Мы не порождаем подобных звезд. Возможно, она права.
— А возможно, просто помешавшаяся на себе стерва из преисподней. Извини. До свидания.
Джон поднялся по лестнице и постоял перед дверью Ли.
— Джон, ты там?
Он повременил еще.
— Спокойной ночи, Ли. Тебе ничего не надо?
— Заходи. Надо поговорить.
«Надо поговорить». Два самых страшных слова в английском языке.
Ли сидела на кровати с толстой телефонной книгой в руке. Телефон стоял перед ней.
— Не получается, Джон.
— Не получается.
— Я приняла решение.
— Слушаю.
— Мне нужен другой.
— Другой? — У Джона похолодело в животе. А сам он сделался легким, словно гелий.
— Я не получаю никакой поддержки.
— И кто же этот другой?
— Господи, Джон. У меня дома много всякого знакомого народа. Вот собираюсь позвонить. Видишь ли, Стюарт не тянет, нет у него чего-то такого… Понимаю, что вы с ним поладили, но он мелковат.
— Так ты имела в виду Стюарта?
— А кого же еще? Сейчас позвоню в Лос-Анджелес и попрошу все уладить. А о чем же еще мы говорим? Решил, что о тебе? — Ли улыбнулась, потом рассмеялась. — Вообразил, что мне необходимо кому-то звонить, чтобы тебя заменить? — Она взъерошила Джону волосы и поцеловала в шею. — Испугался, глупый мальчишка. Несмышленыш. — Ее голова на секунду задержалась у него на плече. — Об этом я тоже думала. Мы поем не с одного листа. Расходимся.
— Расходимся?
— Да. — Ли вгляделась в его лицо с побелевшими глазами. — Ты меня любишь?
— Люблю, — прошептал Джон и почувствовал на губах ее дыхание.
— Точно?
— Точно.
Она опять его поцеловала и кивнула.
— Ну ладно. Так где ты сегодня был?
— Встречался с Айсис. Делает видеоклип к своей новой записи. На дурацком корабле на Темзе. — Джон хотел добавить: «Поет мою песню», — но передумал. Покой из дома ушел сто лет назад, и он не решился мутить воду.
— И как звучит?
— Не знаю. Наверное, хорошо. У Айсис сильный голос. Но эта поп-песня не моя вещь.
Ли ущипнула его за щеку.
— Какой ты милый. Ну, конечно, твоя. Ведь это твое стихотворение. Мог бы открыться. Решил, что буду ревновать?
— У тебя своих проблем много.
— Джон, ты просто чудо. Я тобой горжусь. Люди посылают детей к такой звезде, как Айсис, чтобы она послушала их песни. А ты написал для нее сингл. Лучше бы для меня. Но все равно я довольна. Ты ее трахал?
— Что?!
— Джон, я все понимаю: она тебе приглянулась — такой уж момент. Радость, возбуждение, благодарность и все такое прочее. Вы трахались в трейлере? Когда я на съемках, у меня всегда кто-нибудь есть.
— Нет, Ли, не трахались.
— Хорошо, не дуйся. Просто проверка. Но учти: если что, я не была бы такой покладистой — взяла бы и убила вас обоих. Хочешь со мной переспать? Давно мы этим не занимались. Оставайся. Только сначала позвоню в Лос-Анджелес. Надо застать людей на работе, пока они не закрылись.
Джон лег на кровать и слушал, как Ли говорила в трубку — брала жизнь в собственные руки.
Он всегда чувствовал присутствие чего-то иного, кого-то еще. За дверью в коридоре стояла Антигона, смотрела на него в замочную скважину и бормотала древние, гордые проклятия. Значит, курс прежний, просто небольшой перерыв в предначертанном плавании, крохотная отсрочка, пока солнце показалось из-за грозовых туч. Никакие фиксаторы, массажи и кондиционеры с поверхности не изменят обстоятельств. Они с Ли танцевали на острие и хохотали во мраке.
Джон проснулся и обнаружил, что остался один. Должно быть, Ли отправилась на репетицию, решил он. Встал и поплелся на кухню. Оттуда доносились голоса. За столом с чашкой кофе и маленьким компьютером-органайзером восседал Хеймд. В знак приветствия он поднял палец. Ли расхаживала с зажатым между плечом и ухом мобильным телефоном.
— Да, да, все правильно, Мидж. Я так рада, что ты подключаешься. — Она закрыла крышку и положила телефон. — Привет, Джон. Кофе в кофейнике.
— Почему ты не на репетиции? Что-нибудь случилось?
— Звонила до посинения. Мидж летит на дневном рейсе «Би-эй» из Франкфурта. Узнаете его?
— Не сомневайтесь. — Хеймд пощелкал по клавишам органайзера.
— В чем дело? — спросил Джон.
— Ни в чем. Нет никакого дела. Занимаюсь тем, что устраиваю свои дела.
Зазвонил телефон.
