Книга Страх, страница 43. Автор книги Олег Постнов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Страх»

Cтраница 43

— Не в этом дело.

— Что же еще?

— Ну, видишь ли… — Он побарабанил пальцами по завитку подлокотника и хмуро на меня поглядел. — Вот возьмем к примеру хотя бы твоего Левонского. Он старый еврей, чудак, помешан на книгоиздательстве. Положим. Но ведь это его настоящее дело, верно? Природное, и даже наследственное: оно у него в крови.

— В крови? Это как? — искренне поразился я.

— А ты не знал? У него и отец, и дед были книгоиздатели.

— Где? Здесь?!

— Нет, кажется, в Польше… Или в Венгрии. Отец чуть не погиб в войну. Да не в этом суть! Я про то, что ты даже этого вот не знаешь, а ведь работаешь с ним третий год.

— Второй. Да, как же, станет он мне об этом говорить!

— Не важно, ты не только этого не знаешь. Ты вообще ничем не интересуешься, никуда не ходишь, не ездишь и ничего не видишь. Ты не то что Штаты, ты, верно, в Нью-Йорке-то даже нигде не был, а только сидишь дома, как в норе.

Разговор, понятно, все больше и больше меня занимал.

— Положим, что так, — кивнул я, улыбаясь. — Но с чего же мне беспокоиться? Я, например, вообще равнодушен к туризму.

Джей опять сильно поморщился.

— К туризму… А скажи, к чему ты не равнодушен? Я-то, конечно, мораль читать тебе не хочу… Да и не должен. А все-таки?

Я постарался собраться с мыслями. Это было легко: эксцедрин уже прогнал из головы моей муть и мне было на особый лад весело. Простуда имеет свойство отторгать от души заботы, оправдывая нас — или давать отсрочку делам, которых, вопреки Джею, всегда достаточно.

— Вот странно! — сказал я меж тем: мне захотелось вдруг откровенности. — Ты знаешь ли, что ты не первый говоришь мне это? Но, допустим, у меня есть свои причины. Я сознательно выбрал лень — что тогда?

— Очень может быть. Но я давно о тебе думал…

— Что же ты думал?

— Да вот как-то тут удачно все шло на бирже… Потом, правда, оборвалось. Но я вдруг представил, что бы ты стал делать, дай тебе миллион.

— Ну, это просто! — засмеялся я. — Тотчас отнес бы к тебе и отдал в рост.

— А если б меня не было?

— Ну-у…

— Нет, в самом деле: что?

— Ну, не знаю.

— А я знаю. И заметь себе, что это вовсе не так-то легко угадать, что станет делать человек с деньгами, тем паче большими. Вот ты и сам не знаешь. А будь они у тебя — с тобой все было бы ясно: ты бы сдал их в Сити-Банк и жил бы с процентов.

— Отличная мысль! — воскликнул я, все более веселясь, и даже сел в постели. — Хотя в твоих устах это звучит так, словно со мной было бы покончено.

— Вот именно. Там прибыль — семь процентов в год. Понимаешь?

— Нет.

— Ты жил бы на эти шестьдесят тысяч и ничего — понимаешь ли? — ровным счетом ничегошеньки бы не делал. До самой смерти.

— Ну и что? Я всегда хотел быть рантье. Что, по-твоему, мне следовало бы делать?

— Что? Из миллиона можно сделать десять. А из десяти — сто. Можно придумать кучу разных разностей. А ты бы лежал на боку.

— Но ведь это самое приятное. И к тому же, ворочая деньгами, их можно потерять. Лучше уж надежный процент. Ты что-нибудь имеешь против?

— То, что человек, так обращающийся с капиталом, не заслуживает его — в самом высшем смысле. У тебя никогда не будет миллиона.

— Верно, — опять согласился я, причем Джей в третий раз поморщился. — Он мне не нужен. Но если уж ты непременно хочешь знать мое мнение, ты все-таки не совсем прав.

Джей посмотрел выжидательно.

— Тут все дело в том, что я не люблю общих мест, — сказал я. — Допустим, я редко бываю в Нью-Йорке. До него далеко. Но здесь, в городе, я брожу по улицам, иногда болтаю с людьми…

— С какими людьми?

— С разными. В кафе, в магазинах… Конечно, в итоге моя Америка не совсем такая, как твоя, и не типична для русского эмигранта; но, с другой стороны, я не совсем русский и не совсем эмигрант.

— О чем же ты болтаешь в своих кафе? — полюбопытствовал Джей.

— Ну как тебе сказать… Вот, например, вчера мне повстречался в restroom [2] один старик-инвалид. Он жаловался, что тут — это был книжный магазин — такой же бардак, как во всех штатах (он сам из Пенсильвании, что ли), что он давно вызванивает стюарда из своей инвалидной кабинки (там, как в самолете, есть специальный звонок) и что жидкое мыло над умывальником вечно вонючее, а салфетки для задницы только двух сортов…

Джей хмыкнул.

— Всё?

— С ним — да. Потому что стюард как раз пришел.

— A-а. А то уж я думал, ты сам помог ему подтереться… Что, ты всерьез считаешь, что такие встречи тебе нужны?

— Более или менее. Я как раз в тот день встретил другого старика — уже в супермаркете. Он меня просил обменять ему тридцать foodstamps [3] на столько же долларов. Говорил, ему нечем платить за свет. А при этом у него был самый приличный вид, я б никогда не догадался, что он беден. Верно, следит за собой из всех сил и все такое.

— Да… — протянул Джей. — Я вижу, старики к тебе липнут. Ты ему обменял?

— Конечно. Видел бы ты, как он обалдел, услышав мой акцент и узнав, что я из России.

— Натурально, — Джей кивнул. — Он тут всю жизнь горбатится, а под старость спросил милостыни у бездельника-иммигранта…

Он улыбнулся — чтобы не вышло грубо — и перевел разговор на другую тему. Взял под конец взглянуть мой перевод Уайльда. Согласился, что роман — дрянь (визионер-вуаёр страстно жаждет своего друга, содомита-гетерофила), и с этим уехал. Но я, конечно, не упустил в душе сравнить его упреки по поводу моего образа жизни с субботним диспутом о демократии. Что же касается возможных вздорных домыслов о допустимости таких сравнений, то у меня было алиби: температура и насморк, которые, несмотря на таблетки (очень хорошие), вновь стали давать о себе знать. Я даже раскашлялся напоследок, так что Джей, уже в дверях, сказал, что если что, лучше лечь в больницу. Тут это обычное дело в случае простуды, сказал он. Страховка же у меня в порядке? Они с женой меня навестят… Страховка была в порядке. И я подумал про себя с усмешкой, что, знай он мои подозрения (в общем, вполне произвольные, надо признать), я, пожалуй, как раз бы лег в палату № 6.

XXXVI

Но и он, и Степан Богданыч были правы по меньшей мере в одном: мне действительно было трудно смотреть по сторонам, пока я пытался сладить с ходом событий вблизи меня. И потому тот чудный, в сущности, новый мир, в который я попал, выйдя из самолета в аэропорте Кеннеди (JFK), словно пропадал из-за этого для меня даром. Я будто договорился сам с собой не видеть в нем ничего, кроме новых кулис, или новых декораций, для старой пьесы и легко научился, как большинство русских вслед за Набоковым, презирать то, что, в отличие от него, они зачастую попросту худо знают. Они не могут скрыть скептической мины, найдя, к примеру, в том же «Art Store» галстух с Джиокондой или носки с Веласкесом, хотя вряд ли отдают себе отчет, что аляповато одетые американцы (на самом деле очень внимательные к одежде, своей и чужой) тоже смотрят на эти вещи с улыбкой, только, в отличие от них, без презрения, а со смехом. И что досужий клерк вполне способен явиться в таких носках на дружескую вечеринку лишь с целью позабавить приятелей, причем ни ему, ни им это нисколько не помешает затем восхититься искренне тем же Да Винчи где-нибудь в National Museum, полном народу, к слову сказать, в любой час дня; да и только ли это?

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация