– Поэтому их и надо дважды в день мыть. Но я не о том. Тебе ведь не противопоказано?..
Она замялась, не находя нужных слов, но Ури сам догадался:
– Ты имеешь в виду, не противопоказано ли мне как еврею мыть свиней?
– Ну да, – тема явно смущала Инге. – Ведь ваша религия за что-то их отвергает..
– Не волнуйся. Я лично против свиней ничего не имею, а наша религия вполне либеральна к тем, кто ее не соблюдает.
Покончив с религиозными проблемами, Инге включила миксер – она не пожалела денег при модернизации свинарника, и все приборы у нее были самого высокого класса. Пока Ури восхищался простотой и точностью устройства овощедробилки, Инге вдруг на миг погрузилась в ту бездонную воронку отчаяния, которая стала засасывать ее, когда она поняла, что у нее нет другого варианта, кроме постылого существования в замке при больном отце и умирающей матери. То, на что она надеялась и к чему стремилась с юности, стало для нее недосягаемым и даже опасным – и все из-за Карла, все из-за Карла! Ах, как он разрушил ее жизнь, как она его тогда ненавидела, как по нему тосковала! Вот тогда-то она с горя и бухнула все родительские сбережения на перестройку свинарника – их единственного кормильца. Если уж кормить и забивать свиней, то чтоб хоть руки при этом не марать!
– Пошли, я покажу тебе еще более совершенную аппаратуру, – пообещала она Ури, отворяя перед ним первую герметическую дверь в забойную камеру.
Он не успел еще спросить, для чего ей понадобилось столь хитроумное устройство, как первая дверь бесшумно скользнула в пазы, автоматически отворяя при этом вторую. Они вошли в камеру, и дверь мягко закрылась за ними. Все вокруг было чисто и стерильно, белизной сверкала эмаль, серебром – нержавеющая сталь, хитроумная гильотина затаилась в своем углу над белыми керамическими плитками пола и стен. Общую гармонию нарушали только две обезглавленные свиные туши, подвешенные на крюках над раковиной, полной крови. Последние капли все еще стекали вниз редкими толчками, вызывая серию мелких, быстро исчезающих круговых волн на гладкой алой поверхности слегка загустевшей крови.
Инге сказала с некоторой гордостью:
– Правда, похоже на межконтинентальную ракету? – и направилась к пульту управления, чтобы спустить туши вниз и сбросить их в белую эмалированную каталку. Не дождавшись ответа, она вопросительно обернулась и увидела запрокинутое лицо Ури – мертвенно бледное, со сведенными челюстями. Он стоял, прислонясь спиной к стене, стараясь сохранить равновесие. Ей даже на миг показалось, что он вот-вот опять потеряет сознание, как тогда ночью, после схватки с Ральфом. Но он справился с первым рвотным спазмом и спросил сквозь стиснутые зубы:
– Где выход?
Инге распахнула дверь во двор, и он стремительно вышел, не оглядываясь назад.
Она так бы и осталась стоять, озадаченно глядя ему вслед, если бы не мысль о том, что он сейчас может, не останавливаясь, пройти через двор, отворить калитку и зашагать вниз, к шоссе. Он не прошел и нескольких нетвердых шагов, как запнулся о валявшуюся на пути гранитную глыбу, покачнулся, но не упал, а лишь опасно качнулся вперед и назад, и тут его вырвало всеми гурманскими радостями только что съеденного обеда – изысканно приправленным мясом, рассыпчатым золотистым рисом, салатом из ананасов с орехами.
Инге не могла решить, как ей следует поступить. Броситься к нему и, одной рукой обхватив его плечи, второй упереться ему в лоб, чтобы ослабить неистовство рвотных спазм, как поступала с нею в детстве ее мама, или, наоборот, не вмешиваться и предоставить его самому себе, чтобы, не дай Бог, не задеть его мужскую гордость? Она не знала, какое место в его жизни занимает его мужская гордость, да и вообще – что она о нем знала? Этот неожиданный ужас, охвативший Ури при виде крови, никак не вязался с его обликом и со всем тем, что открылось ей в нем за эти несколько дней максимальной откровенности и познания. Это значило, что они все еще далеки друг от друга, как космические миры. Мысли эти, не совсем оформившись в слова, пробегали в ее сознании одновременно с беспокойством за него и с неуверенностью в себе, как это обычно у нее бывало. Ей порой казалось, что ее мозг раздроблен на несколько отдельных участков, каждый из которых ведет собственный независимый анализ действительности с несогласованными, а порой и противоречивыми результатами.
Не твердо зная, что именно она собирается предпринять, Инге шагнула во двор, обогнула штабель красных камней и вдруг заметила скорчившуюся за вторым штабелем округлую фигуру в синем рабочем комбинезоне – шея вытянута вперед, жидкие белокурые пряди разметались по плечам – Марта! Марта была так увлечена открывшимся ей зрелищем, что не заметила приближения Инге и вздрогнула, словно ее обожгло, когда та коснулась ее плеча.
– Ты что здесь делаешь? – вне себя от ярости выдохнула Инге. – Шпионишь?
Марта, упираясь руками в камни, с трудом подняла свой тяжелый зад и выпрямилась. Глаза ее бегали, отражая поспешную работу мысли – что лучше, притвориться невинной жертвой или ринуться в бой?
– Чего ты кричишь? Я принесла ключи, ты ведь сама просила, – промямлила она, наконец, пытаясь принять выражение незаслуженно обиженной.
Инге вдруг вспомнила незапертую калитку – вот оно что! Наверно, Инге сама спугнула Марту, когда та тайком пробиралась в замок, вот она и не успела запереть за собой калитку. Когда это было – час назад, полтора? Значит, с тех пор она болтается тут, подслушивая и подглядывая.
– Вон отсюда! – сказала Инге внятно, вслушиваясь при этом напряженно в происходящее у нее за спиной: быстрые нетвердые шаги, удаляясь, простучали по камням. Стремительно обернувшись, она успела увидеть, как Ури взбежал по ступенькам и скрылся за кухонной дверью. Слава Богу, не за воротами – и на том спасибо! Он двигался рывками, как заводная кукла, локти его были угловато сведены за спиной, от чего все его тело изогнулось вперед в странном изломе. Забыв о Марте, Инге устремилась за ним.
Марта, конечно, и не подумала уйти – осознав тщету притворной кротости, она ринулась в бой от всей души. Инге слышала ее крики и топот за спиной, но ей было не до Марты – охваченная предчувствием неожиданных неприятных открытий, она открыла дверь кухни, но Ури там не было. Инге вышла в коридор и услышала, как в дальней ванной мощным потоком льется вода. Она испуганно заглянула в приотворенную дверь и увидела, что Ури стоит на коленях перед ванной, лихорадочно намыливая руки и лицо и тут же смывая мыло. Он мылил не только ладони, но и всю руку до плеча, хоть был в клетчатой рубахе с длинными рукавами. Инге окликнула его, но он не услышал. Она шагнула было к нему, но тут кухонная дверь бухнула громко, как пушечный выстрел, и в коридор ворвалась Марта.
Клаус
Не знаю, сколько времени я полз, наверно – долго, было очень темно, и в животе у меня страшно урчало вероятно, от мамкиного супа. Но, в конце концов, я увидел свет – значит ползти осталось уже немного. Подземный ход кончается в разрушенной части замка, под винтовой лестницей, которая вела когда-то из подвала в самую высокую башню. По лестнице можно добраться до второго этажа, если смотреть под ноги, потому что некоторые ступеньки наполовину раскрошились. До верха башни дойти нельзя – на полдороге между вторым этажом и третьим ступеньки обрываются, и обломки того, что было, валяются по всему полу. Но мне это было сейчас неважно, я не собирался лезть высоко вверх. Мне надо было подняться всего на полпролета, чтобы попасть в нижний коридор.
